Энджи Сэйдж - Эликсир жизни [litres]

Юноша прошел сквозь зеркало, и теперь он в моем доме. Я молюсь, чтобы отчаяние покинуло его вскоре, когда он увидит чудеса, в которых ему суждено поучаствовать, и добро, которое он сотворит.

Среда

Прошло где-то три дня с тех пор, как мой новый ученик пришел. Он вполне толковый юноша, и теперь, когда мы приближаемся к параду планет, которого я так долго ожидал, я начинаю надеяться, что удастся мой новый настой.

Я молюсь, чтобы так и случилось, ибо вчера я по глупости спросил-таки у моего ученика: «Какой он, этот дряхлый старикашка, мое убогое „я“, который провел тебя сквозь время? Был ли он… был ли я… таким мерзким?» Мой ученик кивнул, но ничего не сказал. Я настаивал, чтобы он сказал мне, и, заметив мою тревогу, он все-таки уступил. Как бы я хотел, чтобы он этого не делал. У него очень странный склад речей, и все же я боюсь, что понял его совершенно верно.

Он рассказал мне во всех подробностях, как невыносимо воняло от меня, что я волочил ноги, точно краб, и вскрикивал от каждого шага, проклиная судьбу. Еще он сказал, что нос у меня острый и шершавый, как кожа слона (хотя я не знаю, что это за зверь, я подозреваю, что это самая гадкая жаба), а уши у меня, как большие капустные листы, все в пятнах и заросшие личинками. Личинки – как такое может быть? Ногти у меня длинные и желтые, как огромные когти, и покрыты столетней грязью. Мне омерзительны грязные ногти, так неужели я дойду до этого? По всей видимости, да. Через пятьсот лет я буду дряхлым стариком, с которого сыплется песок. Одна мысль об этом мне противна.

После этого ученик мой немного просветлел, зато я впал в уныние.

Четверг. Парад планет

День надежды. Мы с Септимусом смешали эликсир в назначенный час. Теперь зелью нужно забродить и настояться в шкафу в лаборатории, и Септимус должен понять, когда я могу добавить последнюю часть. Только седьмой сын седьмого сына может сказать точно до мгновения, теперь я это знаю. Меня глубоко печалит то, что я выпил свой первый эликсир еще до прихода Септимуса. Мама была права, она всегда говорила: «Поспешишь – людей насмешишь, Марцеллий». И вправду, я слишком поторопился с мыслью, что могу сделать совершенный эликсир без седьмого сына седьмого сына. Увы, но это так (и мама тоже это говорила), я всего лишь убогий глупец.

Я молюсь, чтобы этот новый эликсир получился и дал мне не только вечную жизнь, но и вечную молодость. Я уверую в своего ученика. Он самый одаренный и внимательный юноша, он очень увлечен приготовлением трав и снадобий, так же как я в его возрасте, хотя я уверен, что не был таким подавленным и молчаливым.

Вторник

Прошло несколько месяцев с тех пор, как мы смешали новый эликсир, но Септимус все еще не говорит, что настой готов. Во мне растет нетерпение, и я боюсь, как бы чегоо не случилось с эликсиром, пока мы ждем. Это мой последний шанс. Другого не будет, ибо парад этих семи планет не ожидается еще несколько сотен лет, и я знаю, что будущему мне не удастся сделать новый. Мама с каждым днем все больше интересуется о своем эликсире. Она выспрашивает у меня все, и я ничего не могу от нее скрыть.

Суббота

Я пишу это с некоторым волнением, ибо сегодня мы запечатаем мою самую драгоценную книгу: «Я, Марцеллий». Мой юный ученик, который так хорошо поработал, в последний раз проверяет заключительные страницы. Сейчас я вернусь в Главную комнату, ведь все ждет только меня!

После того как я запечатаю свой великий труд, я вновь попрошу юного Септимуса посмотреть на новый эликсир. Надеюсь, он будет готов уже совсем скоро и я наконец-то смогу его выпить. Мама становится все более нетерпеливой, потому что думает, что эликсир для нее. Ха! Неужели я хочу, чтобы мама тоже жила вечно?! Да я лучше умру. Только я не могу… Увы!

Ах, вот и десять пробило. Нельзя мешкать ни минуты, я должен спешить к своей книге .

При виде Марцеллия Пая Септимус быстро дописал свое письмо Марсии и спрятал его в карман. Он собирался положить письмо в книгу «Я, Марцеллий» при первой возможности, пока фолиант не запечаталив благоприятный час – тринадцать часов тридцать три минуты.

Септимус хорошо изучил книгу Марцеллия Пая. Он перечитывал ее много раз за те бесконечно тянувшиеся дни, которые он провел во времени Марцеллия. В книге было три раздела: первый назывался «Алхимия», и был он, по мнению Септимуса, совершенно непонятным, хотя Марцеллий уверял, что в нем даются простые и доступные инструкции по превращению любого предмета в золото и нахождению ключа к вечной жизни.

Вторая часть – «Врачевание» – была совсем другой, и ее Септимус хорошо понял. Там содержались сложные формулы лекарственных снадобий, микстур, пилюлей и настоев. Давались толковые объяснения происхождения многих болезней и удивительно подробные анатомические рисунки человеческого тела, каких Септимус еще никогда не видел. Короче говоря, здесь было все, что нужно тому, кто хочет стать хорошим лекарем, поэтому Септимус читал и перечитывал раздел до тех пор, пока не запомнил почти все наизусть. Теперь он знал все о йоде и хинине, креозоте и ромашке, рвотном корне и блошиных зернах, а также о многих других веществах с очень странным запахом. Он мог делать противоядия и болеутоляющие лекарства, снотворное, питательные отвары, смягчающие средства и эликсиры. Марцеллий заметил его интерес и дал свою собственную тетрадь с записями – редкий и ценный предмет в то время, потому что бумага была очень дорогая.

Третий раздел книги «Я, Марцеллий» назывался «Альманах» и представлял собой ежедневный календарь на следующую тысячу и один год. Вот там-то Септимус и собирался спрятать свою записку – на странице дня, когда он исчез.

Септимус был одет в черно-красный наряд ученика алхимика с золотой оторочкой и золотыми алхимическими символами, вышитыми на рукавах. Подпоясан наряд был толстым кожаным поясом с тяжелой золотой пряжкой. А на ногах вместо потерянных – и горячо любимых – коричневых башмаков были странные туфли с узкими мысами, которые тогда были в моде, хотя Септимус чувствовал себя в них очень глупо. Он даже подрезал мыски, потому что все время спотыкался, но внешний вид туфель от этого не стал лучше, да и пальцы теперь мерзли. Мальчик сидел сгорбившись в зимнем шерстяном плаще. Главную комнату алхимии и врачевания в то утро продувало насквозь, и печка остывала после того, как горела много дней.

Главная комната представляла собой большую круглую пещеру под самым центром Замка. Над землей было видно только Большую трубу, которая выходила от массивной печи и днем и ночью выбрасывала вредные пары иногда весьма забавных цветов. По периметру комнаты стояли толстые столы из слоновой кости, вырезанные округло, чтобы точно подходить под стены пещеры. На столах стояли стеклянные бутылки и склянки, наполненные всевозможными субстанциями и существами, живыми и мертвыми, а то и где-то в промежутке состояний. Все склянки располагались в ряд и были аккуратно подписаны. Хотя пещера находилась под землей и в нее не проникал дневной свет, она была окутана ярким золотым свечением. Повсюду горели большие свечи, и их свет был похож на золотое море.