Андрэ Нортон - Колдовской мир [сборник litres]

Орсия отняла ладони, и Кофи пропал. Я протянул правую руку вперед ладонью кверху, показывая, что в ней ничего нет, – это был общепринятый знак мирных намерений – и произнес приветствие воинов Эсткарпа:

– Кемок Трегарт приветствует тебя, Кофи. Мир тебе.

Послышался шорох, я почувствовал легкое прикосновение к рубцам на руке, словно перепончатые пальцы Кофи легли на них, и я понял, что он признал во мне друга.

Орсия раскрыла свою сеть и вынула собранные в речке корни, отложив полдюжины в сторону. Мы стали есть, но Кофи к нам не присоединился. Я спросил почему.

– Он ушел на охоту и принесет нам новости о том, что происходит вокруг этого чистого места.

Собрав оставшиеся корни, Орсия сказала:

– Положи это в поясную сумку, Кемок. Это тебе на дорогу. Не нарушай запрет Дагоны, не прикасайся даже к той пище, которая покажется тебе хорошо знакомой. А теперь надо отдохнуть. Кто знает, что предстоит нам завтра.

Я не знал, вернулся ли к нам Кофи. Но в ту ночь я спал плохо, меня не оставляла смутная тревога – будто поблизости таилось нечто, существующее за порогом моих ощущений. Ведало ли оно о моем присутствии и только ждало удобного момента, чтобы напасть? Думаю, мне было бы даже спокойнее, если бы я знал наверняка, что это так.

Орсия тоже почти не спала. Я слышал, как она ворочается, потом увидел слабую бледную вспышку и понял, что Орсия снова устанавливает с помощью жезла магическую защиту. Когда в наше прибежище заглянул серый рассвет, мы уже встали и были готовы отправиться в путь. Орсия снова обмотала рог шарфом Каттеи.

– А где Кофи? – спросил я.

– Ждет нас снаружи.

Выйдя, мы оказались в густом тумане. В зарослях тростника послышался всплеск, и Орсия ответила щебетанием. Потом помолчала, прислушалась и повернулась ко мне:

– Башня впереди. Кофи говорит, путь к ней лежит вдали от воды. Башня заколдована, раньше в ней был гарнизон, но теперь он распущен, и Башня охраняется по-другому. Мы с Кофи можем проводить тебя до начала подъема в гору, но дальше… – Она покачала головой. – Вода для мерфеев еще важнее, чем для нас, а я на суше – всего лишь обуза. Но все, что могу, я для тебя сделаю.

Впереди снова плеснул невидимый мерфей. Мы шли в таком густом тумане, что Орсия казалась лишь неясной тенью. До сих пор нас вел путеводный проток, но что, если мне и потом, одному, придется идти в таком тумане? Как я найду Башню?

– Разве я не сказала, что тебя поведет твое сердце и вот это? – Орсия подняла конец шарфа. – Подожди отчаиваться, посмотрим, что будет дальше.

Лоскита предрекла беду и смерть, связанные с Башней… Даже если мне удалось избежать третьего будущего, ждущего меня в Долине, то ведь оставалось еще два..

– Нет! – Эта мысль, вырвавшись у Орсии, столкнулась с моей. – Верь, что будущее твое не предопределено, что ты можешь управлять судьбой. Послушай, если ты окажешься в безвыходном положении и поймешь, что тебе не уклониться от будущего, которое ты увидел на песке у Лоскиты, тогда произнеси те слова , которые вызвали ответ . Худшее зло ты все равно не навлечешь, но, кто знает, может быть, переломишь судьбу, если противопоставишь силе – силу. Это опасно, но бывают обстоятельства, когда приходится решаться на крайние средства.

В тумане я утратил ощущение времени. Судя по свету, был день, но давно ли мы покинули нору, я не мог сказать. Проток постепенно мельчал, из воды все чаще выступали камни.

Орсия споткнулась об один из них.

– Здесь мы расстанемся, Кемок. Вот…

Она медленно развернула обмотанный вокруг жезла шарф и, выйдя из воды, села на камень. Ее мысли внезапно закрылись для меня, – наверное, она была поглощена колдовством, стараясь усилить магическую связь между шарфом и той, что прежде носила его. Шарф лежал у Орсии на коленях, поверх обтрепанного зеленого шелка покоились ее руки, держащие рог, как горящую свечу. Орсия беззвучно шевелила губами, словно про себя произносила что-то нараспев.

Затем, наклонив рог, она подцепила острым концом шарф и протянула мне:

– Я сделала, что могла. Думай о Каттее и запомни – о той Каттее, с которой ты был крепко-накрепко связан, пусть даже она и живет теперь только в прошлом.

Я взял эту полоску шелка – уже совсем не такого яркого, каким я нашел его в каменном лесу, – собрал его в кулак и, сжав, попробовал сделать, как велела Орсия.

Где в прошлом была та Каттея, с которой Килан и я составляли неразрывное единство? Нет, не в Долине, и не во время нашего бегства в Эскор, и не тогда, когда она была у колдуний, а мы с Киланом воевали на границе. Так, год за годом, я мысленным взором скользил в глубь прошлого, пока не достиг тех дней, когда мы, еще совсем дети, жили в Эстфорде и мать приехала с убитым видом: Саймон Трегарт, наш отец, пропал, и никто не знал куда – разве что его взяло море.

Да, в те дни мы трое были едины как никогда. Я извлек из колодца памяти образ Каттеи, еще не побывавшей в Обители Мудрейших, стремившихся воспитать ее по своему образу и подобию.

Я не знал, насколько верно мое воспоминание, но в том, что такой она мне тогда казалась, я не сомневался. Я мысленно восстановил ее образ со всей отчетливостью, на какую был способен. Та Каттея составляла третью часть неделимого целого, в единстве своем неизмеримо большего, чем любой из нас в отдельности. С ней я был связан неразрывными узами.

Шелковистая ткань, которую я сжимал в руке, казалось, начала сопротивляться давлению моих пальцев. Я разжал их, и она свилась жгутом; один его конец свесился вниз, жгут скользнул на каменный берег и пополз, как змейка, прочь.

Забыв обо всем, я бросился за ним и только позднее сообразил, что не попрощался с Орсией, а ведь я даже не был уверен, смогу ли снова найти тот каменный выступ в протоке, возле которого оставил ее. Но я твердо знал, что если позволю другим мыслям отвлечь меня от вызванного в памяти образа Каттеи, то лишусь своего проводника.

Не отрывая глаз от зеленого жгута, я карабкался по крутому берегу. Наверху туман начал рассеиваться. Я шел через заросли обычных кустов и деревьев, обрамлявших проток. Но вскоре растительность стала редеть, а дальше пошла какая-то странная трава отталкивающего вида.

Я отрезал от куртки снизу две полосы, чтобы подвязать башмаки, и теперь полуобнаженное тело пробирала осенняя промозглость.

Шарф, извиваясь, полз вверх по склону; я старался не отставать. Пока подъем не затруднял дыхание. Я держал в руке меч и время от времени поглядывал на него, проверяя, нет ли на нем угрожающих рун.

Рядом с Орсией я был невидимым, но теперь остался один, и чары, скрывавшие меня, рассеялись. Окружающая местность казалась совершенно пустынной, хотя в этом и было что-то неестественное и зловещее, словно мне позволили беспрепятственно войти в западню, чтобы потом захлопнуть ее позади меня.