Н. Джемисин - Каменные небеса [litres]

– Никто не слышал моих слов, – говорю я очень ласково. – Никто не видел того, что случилось в этой комнате прямо сейчас. Расслабься.

Ее нижняя губа чуть-чуть дрожит прежде, чем она заговаривает. Мне неприятно, совсем чуть-чуть, из-за того, что я ее так расстроил. Она говорит:

– Ты не уйдешь далеко. В-витаминное голодание… ты и остальные были так сделаны. Без особой пищи – которую мы вам готовим – ты умрешь через несколько дней.

Только теперь до меня доходит, что Стахнин думает, будто я намерен сбежать. То, что только что сказала мне эта проводник, – не непреодолимое препятствие. Довольно просто украсть еду и взять с собой, хотя когда она кончится, я умру. Моя жизнь в любом случае будет краткой. Но по-настоящему меня беспокоит то, что идти-то мне некуда. Весь мир – Сил Анагист.

– Сад, – повторяю я наконец. Это будет моим великим приключением. Моим побегом. Я подумываю рассмеяться, но привычка казаться бесстрастным сдерживает меня. Честно говоря, я и не хочу никуда идти. Я просто хочу ощущать себя так, словно имею хоть какой-то контроль над собственной жизнью, пусть на несколько мгновений.

– Я хочу на пять минут выйти в сад. И все.

Стахнин переминается с ноги на ногу, и вид у нее откровенно жалкий.

– Я могу из-за этого потерять мое положение, особенно если увидит кто-то из старших проводников. Меня могут посадить .

– Возможно, у тебя будет миленькое окно с видом на сад, – говорю я. Она морщится.

И затем, поскольку я не оставил ей выбора, она ведет меня из камеры вниз по лестнице и наружу.

С этого ракурса сад пурпурных цветов выглядит странно, нахожу я, и совсем иначе пахнет звездчатка вблизи. Это странный запах – удивительно сладкий, почти сахарный, с привкусом ферментации там, где старые цветы завяли или высохли и скрошились. Стахнин суетится, слишком много осматривается, в то время как я медленно иду, жалея, что не могу обойтись без нее. Но что есть, то есть: я не могу гулять по комплексу в одиночку. Если охрана и другие проводники нас увидят, они решат, что у Стахнин есть официальное поручение, и не спросят меня… если только она успокоится.

Но затем я резко останавливаюсь за танцующим паучьим деревом. Стахнин тоже останавливается, хмурится и откровенно интересуется, что происходит, – и тут она видит то же, что и я, и замирает.

Впереди из комплекса выходит Келенли и останавливается между двумя кудрявыми кустами, под аркой из белых роз. За ней выходит проводник Галлат. Она стоит, скрестив руки на груди. Он кричит ей что-то в спину. Мы не настолько близко, чтобы я мог расслышать его слова, хотя злоба его очевидна. Однако их тела читаются ясно, как слои.

– О нет, – бормочет Стахнин. – Нет, нет, нет. Нам надо…

– Тихо, – шепчу я. Я хочу сказать – утихни , но она так или иначе успокаивается, так что я хотя бы могу их видеть.

И мы стоим и наблюдаем, как ссорятся Галлат и Келенли. Я совсем не слышу его голоса, и мне приходит в голову, что она не может повышать на него голос – это небезопасно. Когда он хватает ее за руку и поворачивает к себе, она автоматически прикрывает рукой живот. Всего лишь на миг. Галлат тут же отпускает ее, похоже, удивленный ее реакцией и собственной яростью, и она мягко убирает руку. Спор возобновляется, и на сей раз Галлат протягивает руки, словно что-то предлагает. В его позе есть мольба, но я замечаю, насколько напряжена его спина. Он просит – но думает, что не должен. Я вижу, что когда это не помогает, он прибегает к другой тактике.

Я закрываю глаза – они заболели, когда я, наконец, понял. Келенли одна из нас во всем, что имеет значение, и всегда была такой.

Она медленно выпрямляется. Наклоняет голову, делая вид неохотной капитуляции, что-то отвечает. Это неправда. По земле проходит эхо ее гнева, страха и нежелания. И все же спина Галлата несколько теряет напряженность. Он улыбается, жестикулирует шире. Снова подходит к ней, берет за руки, нежно говорит с ней. Я изумляюсь тому, как она эффективно погасила его гнев. Он словно и не видит, как она отводит глаза, когда он говорит, или как она не отвечает взаимностью, когда он привлекает ее к себе. Она улыбается в ответ на что-то, но даже с пятидесяти футов я вижу, что это игра. Ведь и он должен видеть? Но я начинаю понимать, что люди верят в то, во что хотят верить, а не в то, что есть на самом деле, что можно увидеть, потрогать и сэссить.

Успокоенный, он поворачивается, чтобы уйти – по счастью, не по той тропинке, на которой затаились мы со Стахнин. Его поведение изменилось полностью – настроение его явно улучшилось. Я ведь должен радоваться, не так ли? Галлат возглавляет проект. Если он счастлив, то и нам безопаснее.

Келенли стоит, глядя ему вслед. Затем она поворачивает голову и смотрит прямо на меня. Стахнин сдавленно ахает, но она дура. Конечно же, Келенли не донесет. Зачем ей? Она вела свою игру не ради Галлата.

Затем она тоже покидает сад следом за Галлатом.

Это был последний урок. Думаю, тот, что был мне нужнее всего. Я сказал Стахнин отвести меня в мою камеру, и она чуть не стонет от облегчения. Вернувшись и расплетя магию следящего оборудования, я отсылаю Стахнин, ласково напоминая ей не быть глупой, и ложусь на койку, чтобы обдумать новое знание. Оно засело во мне, как уголек, заставляя все вокруг обугливаться и дымиться.

И тут, через несколько ночей после возвращения с настроечной миссии Келенли, уголек зажигает пламя во всех нас.

Мы впервые после путешествия собираемся вместе. Мы сплетаем наше присутствие в слое холодного угля, что, наверное, хорошо, поскольку Ремва посылает сквозь нас всех шипение, подобное шороху песка в трещинах. Это звучит/дает ощущение/сэсуну сточных линий, терновой рощи. Это также эхо статической пустоты в нашей сети, где некогда были Тетлева – а также Энтива и Арва.

Вот что ждет всех нас, как только мы дадим им Геоарканию, говорит он.

Гэва отвечает: Да .

Он снова шипит. Я никогда не сэссил его таким разгневанным. За дни после нашей прогулки он все больше распалялся гневом. Но ведь и все мы тоже – и теперь пришла пора потребовать невозможного. Мы не должны дать им ничего , заявляет он, и я ощущаю, как его решимость крепнет, становится жестокой.

Нет. Мы должны вернуть им то, что они забрали .

Неестественные третьестепенные обертонные импульсы впечатления и действия идут волной по нашей сети: наконец-то план. Способ создать невозможное, если мы не можем его потребовать. Верный выброс нужной энергии в нужный момент после того, как фрагменты будут запущены, но до того, как Движитель будет исчерпан. Вся запасенная во фрагментах магия – десятилетий, цивилизаций, миллионов жизней – хлынет обратно в систему Сил Анагиста. Сначала она выжжет терновые рощи и их горестный урожай, дав, наконец, мертвым покой. Затем магия пройдет сквозь нас, самые уязвимые компоненты великой машины. Когда это случится, мы умрем, но лучше смерть, чем то, что они нам предназначили, так что мы удовлетворены.