Татьяна Коростышевская - Сыскарь чародейского приказа [litres]

– Это что? Кастет?

– Кольцо. – Я даже обиделась на несправедливые подозрения. – Я вчера к младшему Гирштейну ходила, он самописец мне починил. А это – деталь лишняя… а он сказал, что это заговоренное серебро… ну не выбрасывать же… я и подумала… а снять позабыла…

Оттенки отвращения на лице начальства миновали стадию омерзения, приблизившись к гадливости.

– Положите его на стол.

Я сделала два строевых шага. На зеленом сукне колечко выглядело совсем уж неказисто.

– Гм… – Крестовский наклонил голову, рассматривая гнумские рукоделья. – Действительно, заговоренное серебро.

Я заметила, что к кольцу он старается не прикасаться.

– Оставьте здесь. Я посмотрю, что с ним можно сделать.

Я кивнула, пожала плечами, хмыкнула про себя, осталось только переступить ногами и можно уходить. Заданий мне, видимо, давать никто не намерен.

– Так, говорите, сладилось у вас с отпрыском благородной гнумской фамилии?

– Чего?

– Или решили по суфражистской традиции свободные отношения практиковать?

А вот это было уже на самом деле обидно. И что мне отвечать прикажете? У-у-у! Сатрап!

– Мне-то, Попович, до ваших эскапад за порогом приказа дела нет, – выдало начальство уже знакомую мне информацию, – хоть семерых гнумов себе заводите.

– На каждый день недели?

Он не понял ни моей шутки, ни степени моего бешенства.

– Извольте до субботы ни в какие истории больше не влипать, Попович.

– Почему именно до субботы?

– Потому что на приеме в честь юбилея его высокопревосходительства Эльдар Давидович Мамаев сделает вам предложение руки и сердца, вы его примете со всеми положенными дамскими ужимками, а затем…

– Я не хочу!

– Ваше желание мы в расчет принимать не будем. Если хотите продолжать нести службу в моем приказе, вам придется подчиниться.

– Надеюсь, Эльдар Давидович не поддержит ваших домостроевских планов.

– А господин Мамаев сейчас у ювелира, выбирает вам, Попович, колечко, достойное чиновника восьмого класса.

Крестовский говорил все это, будто проворачивая нож в ране, с таким противным удовольствием, что я не выдержала, подскочила к нему, перегнулась через стол. Я не хотела его ударить, я хотела близко-близко посмотреть в эти холодные глаза и сказать парочку слов, которые обычно не использовала, а берегла вот именно для таких пиковых случаев. А он, вместо того чтоб отшатнуться, испугаться, в конце концов, тоже наклонился вперед. Наши лица сблизились, все заготовленные ругательства из моей головы исчезли, только сердце стучало, почему-то в висках.

Тук…тук…тук…

К слову, это я не грохот своего сердечка озвучивала, а равномерные постукивания в дверь кабинета. Я отскочила назад, заполошно поправляя очки. Перфектно! Что это было? Я собиралась его поцеловать? Нет, невозможно. Тогда к чему этот театр, этот цирк, извините, с конями? Зачем я страстную деву из себя корчить принялась? Ах, вы подлец! Ах, я сейчас к вам максимально придвинусь и докажу, какой вы подлец! Стыдоба, Гелечка! Не делай так больше.

В кабинете появилась Ольга Петровна с запотевшим стаканом на подносике, в стакане поклацывал лед – зря стараешься, Ляля, шеф может наклониться и себе в стакан из тазика зачерпнуть! – и Иван Иванович Зорин, вытирающий со лба пот белоснежным платочком.

– Что за шум, а драки нет? – пробасил Зорин и уселся в кресло для посетителей. – Или мы как раз драке помешали?

– Я еще недостаточно восстановился, чтоб с нашей Попович врукопашную идти, – улыбнулся Крестовский гадостно. – Но она мне точно пообещала…

Что? Что я ему пообещала? Что-то вот так сразу и не упомню.

– Ну вот и славно. – Иван Иванович сладко потянулся, вбирая прохладу всем телом.

Ничего, Ванечка, через четверть часа у тебя зуб на зуб попадать перестанет…

Меня почему-то душила злость на весь белый свет, беспричинная, и оттого неодолимая.

– У Семена Аристарховича в обычай вошло мне физической расправой по любому поводу грозить.

– Дайте мне еще чуть-чуть времени, Попович, чтоб от слов к делу перейти.

– Ну что ты, что ты, Семушка, – примирительно забормотал Зорин. – Евангелина Романовна ошибки свои осознала и никогда их более не повторит.

Шеф с сомнением покачал головой.

– По какому поводу сборище? Ольга Петровна, благодарю, не стоило утруждаться. – Он принял у Ляли стакан и отпустил девушку мановением руки.

Я уж было пристроилась отступать в приемную вслед за Лялей, но Зорин говорил вполголоса, и я остановилась на пороге:

– Всю ночь в государевой библиотеке просидел, Семушка. Нет в тамошних фолиантах нашего паука, хоть волком вой.

Я развернулась и многозначительно кашлянула.

– Что еще, Попович? – Шеф посмотрел на меня со страданием во взоре.

– Совершенно случайно, – руки не слушались, когда я доставала из кармана смятый рисунок, – вчера у одного отпрыска гнумской фамилии я узнала, что это изображение может обозначать.

Чардеи выслушали меня внимательно, я даже получила от своего бенефиса удовольствие.

– Печать отвержения? – Крестовский делал какие-то быстрые пометки в своем рабочем блокноте. – Кажется, я о чем-то подобном слышал.

– Надо нашего неклюда допросить, Бесник который.

– И его спросим, – согласилось начальство, – да только, скорее всего, нам неклюдский барон понадобится, а не наследник непокорный.

– Эстляндская волость далековато, – сокрушился Зорин. – Туда, обратно… Неделя, не меньше. А если по почте запрос послать? Так не уважают неклюды наши почтовые службы.

– А мы в ближайший к их табору разбойный приказ телеграфируем, – решил шеф. – Бесника ко мне, как только появится. Когда там у вас с ним, Попович, сегодня встреча назначена?

Я пожала плечами.

– Понятно. Что ж, Попович, вы… гм… орлица! Хвалю!

Я раскраснелась уже от удовольствия. Какой же он милый, шеф наш! Так бы и расцеловала!

– А еще я знакомицу встретила, которая в том самом кафешантане служит. – Закрепить успех мне хотелось чрезвычайно. – Собираюсь сегодня к ней наведаться, осмотр произвести тайный.

– А вот это я вам делать запрещаю, – с той же радостью, что звучала в моем голосе, сообщил шеф. – Ваша задача до субботы без приключений дожить. Поняли?

Я грустно кивнула.

– Исполняйте! – И мановением руки меня отправили прочь.

– Злобствует? – приподнялась со своего места Ляля. – Что опять случилось?

– Как обычно. – Я неторопливо сняла с самописца чехол, достала из ящика стола коробочку с запасными кристаллами, поискала глазами, что еще эдакого спокойного сделать, полила цветы из графина. – Я вообще его придирок ко мне не понимаю.

– А я не понимаю, как тебе такое твердокаменное спокойствие при нем получается сохранять, – Ольга Петровна покачала головой. – У меня при нашем Семене Аристарховиче ноги отнимаются.