Елена Хаецкая - Прозаические лэ [сборник litres]

– По доброй, по доброй, – сказал Хрольв. – По злой воле только здешний король, Настасья Ивановна, отбирает у людей их кожу. Для чего ей – ума не приложу. Должно быть, на себя пытается натянуть. Да только гиблое это дело, скажу я тебе, добрая стряпуха, – в чужой шкуре долго не проходишь.

– Это верно, – сказала Настасья Ивановна, забавляясь.

– Да ты только представь себе, добрая стряпуха, – продолжал Хрольв, – какое жестокое это было дело: напасть на живого человека и содрать с него кожу! Ходит, бедолага, по кустам мыкается. Люди от него шарахаются. И то правда: кому охота с таким знаться? Вид у него страхолюдный, да и воняет. А кому понравится жить внутренностями наружу? Оно и опасно, на ветку напороться можно. Вот я и решил ему помочь. Разглажу шкуру, подштопаю – помогу одеться, чтобы срамоты не разводил в окрестностях Ладоги.

Настасья Ивановна обтерла крошки с губ, взяла второй пирог, разломила пополам.

– Хочешь пирога? – спросила она у Хрольва.

– В первый раз такую добрую стряпуху встречаю, – сказал Хрольв и разинул рот как можно шире. – Клади сюда, не ошибешься.

Настасья Ивановна вложила пирог ему в рот, и Хрольв принялся жевать.

– А кто другие твои знакомцы, которых ты встретил по дороге сюда? – спросила Настасья Ивановна.

– Эрлинг храбрец, Финн, сын Торда, Бруси Подбородок, Халль и Харалад, и еще вот этот бедняга Ремунд Мудрый, – перечислил Хрольв с набитым ртом. – Прочие были мертвы, а Ремунду еще можно помочь.

– И что они сказали тебе?

– Твердят одно и то же: убила их Настасья Ивановна, король Гардарики.

– За что же убила она их?

– Да за то, что свататься к ней вздумали. Ничего глупее этого не придумаешь! Для чего свататься к королю? Ни один из них ей не ровня, даже и замахиваться не следовало, не то что глаза на нее поднимать.

– Любопытно ты рассуждаешь, – сказала Настасья Ивановна.

– Рассуждаю, как умею, а вообще человек я глупый, – сказал Хрольв. – Брать в жены короля – это спать в одной кровати с его мечом, кораблем и дружиной. Неужто Настасья Ивановна рассталась бы со своей королевской властью ради того, чтобы обнимать в постели какого-нибудь Бруси Подбородка? Вот ты, стряпуха, хотела бы этого? Променяла бы свои котлы, ножи и лопаты, свое сладкое тесто и пряные начинки на Финна, сына Торда, или, скажем, на Харалада, у которого сейчас и брюха-то не осталось?

Настасья Ивановна, посмеиваясь, ела пирог и не отвечала.

А Хрольв сказал:

– Не Настасья Ивановна нужна была им всем, а ее меч, ее корабли и дружина.

– Вот как! – сказала Настасья Ивановна. – Мне-то это и в голову не приходило. Говоришь, глуп ты, а рассудил умно.

– Дай мне выпить, добрая стряпуха, – попросил Хрольв. – От твоих жирных пирогов горло пересохло.

Настасья Ивановна подала ему кувшин со скисшим молоком, и Хрольв выхлебал единым махом.

– Доброе у тебя молоко! – похвалил он. – Ну, прощай. Шкуру я намаслил, пойду беднягу Ремунда выручать.

– Погоди-ка, – остановила его Настасья Ивановна, – а ты-то сам кто такой, если с мертвецами разговариваешь и человека без кожи пожалел?

– Я Хрольв Пешеход, пятый сын норвежской королевы Рикилат, – отвечал Хрольв. – Четверо моих братьев и ладны, и складны, и умны, а я уродился дубиной.

– Неужели ты пришел в Ладогу только для того, чтобы вызволить Ремунда? – продолжала расспросы Настасья Ивановна.

– Пришел я в Ладогу поглядеть на короля Настасью Ивановну, о которой ходит много слухов, и все дурные, – сказал Хрольв. – Да по пути поболтал с мертвецами и потерял всякую охоту встречаться с этим королем. Еще не хватало! Отрежет мне что-нибудь потехи ради или куда-нибудь привяжет в неудобном положении.

– С чего бы ей так поступать с тобой? – спросила Настасья Ивановна.

– Сдается мне, она на любого человека мужского пола, будь в нем хоть капля королевской крови, глядит как на жениха, а с женихами-то у нее разговор короткий. Во мне есть королевская кровь, и не одна капля, а много, хоть я и пятый сын, – по правде сказать, нет во мне не королевской крови, что делает мое положение почти безнадежным. Как только увидит меня Настасья Ивановна – так и конец мне настанет. Так что не говори ей обо мне, добрая стряпуха, и позволь тихо уйти, как будто меня здесь и не было.

С этим он поклонился Настасье Ивановне, забрал смазанную маслом кожу Ремунда и был таков.

А Настасья Ивановна глядела ему вслед и посмеивалась.

Хрольв же выплюнул кусок пирога, что схоронил за щекой, себе в ладонь и зашагал к кустам, где скрывался бедный Ремунд.

– Эй, Ремунд! – позвал Хрольв. – Где ты прячешься? Вылезай. Я принес твою кожу.

Ремунд предстал перед ним. Он весь трясся и обтирался ладонями. Хрольв разложил перед ним кожу и сказал:

– Сперва всунь ноги.

Вместе они возились и час, и два, и с Хрольва сошло семь потов, но наконец он втиснул Ремунда в его старую кожу. Долго еще оглаживал и охлопывал Хрольв Ремунда, чтобы кожа прилегала плотно и не морщилась, растягивал и натягивал, прилаживал и налаживал. Наконец кое-как все приросло на место.

Хрольв обтер ладони о траву, отошел в сторону и оглядел Ремунда. Тот стоял скособочившись. Кое-где кожа была слишком туга, кое-где провисала, остались и дырки, и штопки, да и зашито было криво.

– Не быть тебе больше стройным и не ходить легкой походкой, – сказал Хрольв. – Впрочем, с годами, быть может, и выправится. Поешь-ка. Я сберег для тебя кусок пирога. Сдается мне, все это время ты скитался тут голодный.

Ремунд заплакал от его доброты, взял пирог и начал потихоньку откусывать и посасывать кусочки, потому что жевать ему было больно.

– Болят у меня все внутренности, – признался он. – Солнцем напекло желудок, росой скрутило кишки.

– Ничего удивительного, – сказал Хрольв. – Вот злыдня эта Настасья Ивановна!

Он отдал Ремунду свой плащ и дал немного денег, чтобы тот бедствовал поменьше, после чего они распрощались.

Хрольв обошел Ладогу кругом, спустился в гавань, поглядел на корабли, перекинулся словечком-другим с купцами и воинами, приценился к пряжке, но покупать не стал – денег не было.

И тут видит он – идут королевские дружинники, человек пять или шесть, между собой смеются, и среди них идет Настасья Ивановна.

Хрольв отошел в сторону и голову нагнул, но Настасья Ивановна его уже приметила – такую орясину пропустить трудно!

– Эй, гляди-ка! – крикнула она. – Никак это Хрольв, пятый сын? Что ты здесь делаешь?

– Приценился к пряжке, добрая стряпуха, – отвечал Хрольв. – Да купить не могу, денег нет.

– Где же твои деньги?

– Подевались куда-то.

– Не хочешь ли ко мне в дружину? Такие молодцы нам бы кстати.

– Зачем я тебе сдался, добрая стряпуха? Тесто месить или туши рубить? Ты и сама, как мне думается, на такое горазда: руки у тебя крепкие, я еще на кухне пригляделся, и меч на поясе добрый, быка с одного удара перерубит. Да и поварят у тебя целая стая.