Терри Пратчетт - Платье цвета полуночи [litres]

Госпожа Пруст, до сих пор слушавшая с открытым ртом, наконец выговорила:

– Так это была ты ?

– Да, – подтвердила Тиффани.

– Ты уверена? – уточнила госпожа Пруст.

– Да. Это я.

– И каково оно было?

– Холодно, а потом сразу сыро. Мне этого не хотелось. Мне очень стыдно, и хватит об этом!

– Около двух лет назад? – размышляла госпожа Пруст. – Как любопытно. А знаешь, неприятности, по-видимому, начались примерно тогда же. Ничего особенного, просто люди вдруг словно перестали нас уважать. Будто бы в воздухе носится что-то такое… Взять хотя бы этого паренька с камнями нынче утром. Так вот, год назад он бы в жизни на такое не осмелился. В те дни, повстречавшись со мной на улице, люди приветливо кивали. А теперь – хмурятся. Или осеняют себя таким незаметным знаком, на всякий случай, вдруг я приношу несчастье. Мне и другие ведьмы о таком рассказывали. А в твоих родных краях тоже так?

– Точно не скажу, – задумалась Тиффани. – Люди меня слегка побаиваются, ну да я со многими в родстве, так что, в общем, ничего страшного. И всё-таки что-то странное ощущается. Но я думала, так и надо, я ведь поцеловала зиму, и все это знают. Честное слово, об этом до сих пор болтают. Ну то есть это же было один-единственный раз!

– Что ж, здесь люди живут чуть более кучно. А у ведьм память долгая. Я хочу сказать, не отдельные ведьмы, конечно, но все ведьмы, вместе взятые, могут вспомнить по-настоящему скверные времена. Когда за то, что на тебе остроконечная шляпа, в тебя камнем швыряли, если не что похуже. А если заглянуть ещё дальше в прошлое… Это вроде болезни, – объясняла госпожа Пруст. – Зараза распространяется незаметно. Её переносит ветер – от человека к человеку. Отрава проникает туда, где ей рады. Ведь всегда найдётся повод швырнуть камнем в странноватую старушку, правда? Обвинить другого проще, чем себя. А как только назовёшь кого-то ведьмой, так просто диву даёшься, сколько всего можно поставить ей в вину.

– Они забили камнями её кошку, – пробормотала себе под нос Тиффани.

– А теперь тебя преследует какой-то человек без души. И воняет от него так, что даже ведьмы начинают ненавидеть ведьм. Ты ведь, часом, не подумываешь о том, чтобы меня поджечь, а, госпожа Тиффани Болен?

– Нет, ну что вы, – заверила Тиффани.

– Или расплющить на земле под грудой камней?

– Что вы такое говорите?

– Кидаться камнями – это ещё полбеды, – продолжила госпожа Пруст. – Считается, что ведьм жгут на кострах, но, сдаётся мне, настоящие ведьмы попадали на костёр нечасто, и разве что по недоразумению; я думаю, по большей части это были нищие старухи. Ведьмы обычно слишком водянистые; глупо хорошие дрова зазря переводить! Зато так просто опрокинуть старуху на землю, придавить её амбарной дверью на манер сандвича и навалить сверху камней, пока старуха не перестанет дышать. Вот тогда-то зло уйдёт навсегда. Хотя на самом-то деле – нет. Потому что в мире много чего происходит, ну так и старух на свете хватает. А когда старухи закончатся, настанет черёд стариков. И чужаков. Всегда найдётся какой-нибудь изгой. А потом, однажды, толпе подвернёшься ты сам. И на этом безумие иссякнет. Когда никого больше не останется, сходить с ума будет некому. А ты знаешь, Тиффани Болен, что я почувствовала, как ты поцеловала зиму? Да все, в ком есть хотя бы капля магического дара, что-то почувствовали. – Госпожа Пруст помолчала и сощурилась. – Что же ты такое пробудила, Тиффани Болен? Что за лютая тварь открыла несуществующие глаза и задумалась о том, кто ты? Что ты навлекла на нас, госпожа Тиффани Болен? Что ты натворила?

– Вы думаете, что… – Тиффани замялась. – Что он ищет меня ?

Она зажмурилась, чтобы не видеть осуждающего лица собеседницы, и вспомнила тот день, когда поцеловала Зимовея. Был ужас, и жуткое предчувствие, и странное ощущение тепла в окружении льда и снегов. А что до самого поцелуя, что ж, он был лёгок и невесом – точно шёлковый платок упал на ковёр. Вплоть до того мига, когда она влила весь жар солнца в губы зимы – и растопила зиму. Лёд в огонь. Огонь ко льду. Она всегда умела управляться с огнём. Огонь всегда был ей другом. А зима вовсе даже не умерла; с тех пор были ещё зимы, но уже не такие суровые, о нет. И, между прочим, она не просто так целовалась. Она сделала то, что нужно, в нужный час. Так полагалось. А почему полагалось? Потому что всё произошло по её вине; потому что она ослушалась госпожу Вероломну и вступила в танец, который был не просто танцем, но поворотной точкой в смене времён года…

«Когда же всё закончится? – в ужасе думала Тиффани. – Ты совершаешь глупость, потом пытаешься её исправить, а когда исправляешь одно, ломается что-то другое. Где же всему этому конец?» Госпожа Пруст заворожённо глядела на неё.

– Я всего-навсего немножко потанцевала, – вздохнула Тиффани.

Госпожа Пруст положила руку ей на плечо.

– Думаю, милочка, потанцевать тебе ещё придётся. Можно, я подскажу, как тебе разумнее всего поступить, Тиффани Болен?

– Да, – кивнула девушка.

– Послушай моего совета, – промолвила госпожа Пруст. – Обычно я секретов не выдаю, но я прямо развеселилась душой, поймав наконец негодника, который постоянно бил мне окна. Так что я в настроении для хорошего настроения. Есть одна дама, которая наверняка захочет потолковать с тобой. Она живёт в городе, но ты её ни за что не найдёшь, сколько ни пытайся. Зато она тебя в мгновение ока отыщет, так что мой тебе совет: когда это случится, выслушай внимательно всё, что она скажет.

– Так как же мне её найти? – спросила Тиффани.

– Ты полна жалости к себе, и ты меня не слушаешь, – упрекнула госпожа Пруст. – Она сама тебя найдёт. И ты об этом узнаешь. О да, узнаешь, не сомневайся. – Госпожа Пруст запустила руку в карман, извлекла круглую жестяную коробочку, поддела чёрным ногтем крышку. У Тиффани защипало в носу. – Понюшку? – спросила она, предлагая жестянку Тиффани. – Грязная привычка, что правда, то правда, но зато сосуды прочищает и помогает думать. – Она взяла щепоть коричневого порошка, высыпала на тыльную сторону руки и вдохнула порошок с таким звуком, с каким всасывает воздух осипший гудок. Откашлялась, проморгалась и пояснила: – Ну да, бурые сопли не всем по вкусу, но по мне, так для облика злобной ведьмы – самое то. Кстати, скоро и ужин принесут.

– Нас ещё и накормят? – удивилась Тиффани.

– Ну да, они тут народ порядочный, хотя вино в прошлый раз, на мой взгляд, оставляло желать, – отозвалась госпожа Пруст.

– Но мы же в тюрьме.

– Нет, дорогуша, мы – в полицейском участке. И хотя никто не говорит об этом вслух, но нас здесь заперли ради нашей же безопасности. Понимаешь, остальные-то заперты по ту сторону двери, и хотя стражники иногда изображают из себя болванов, на самом деле ума им не занимать, иначе – никак. Они отлично понимают, что людям нужны ведьмы; а им самим нужны неофициальные лица, которые понимают разницу между «хорошо» и «плохо», и когда «хорошо» – это плохо, и когда «плохо» на самом деле хорошо. Миру нужны люди, работающие на самой грани. Нужны люди, умеющие сглаживать неровности и неудобства. И справляться с мелкими проблемами. В конце концов, почти все мы – только люди. Почти всё время. И почти каждое полнолуние капитан Ангва приходит ко мне за лекарством от чумки.