Павлина Морозова - Лес видений

Заплакала Немила, не навзрыд, не напоказ, а очень тихо, и слёзы её капли туда, где скрылась та, кого она почти не знала, та, чью красоту и благородство ей никогда не забыть.

А мост тем временем снова затрясся, и пуще прежнего. Первым побежал Иванушка, а Немила ринулась вслед за ним.

– Иванушка, подожди! – звала она. – Я не поспеваю!

Повторяла она просьбу несколько раз, а Иванушка притормозил только в конце моста, когда до желанной земли оставалось каких-то несколько шагов. Остановился, оглянулся, дёрнулся назад, но потом передумал и начал подгонять словами:

– Что же ты так долго, Немила? Давай, скорее, али ты не очень-то и хочешь вернуться домой, к нашим любимым детишкам?

В очередной раз споткнувшись, Немила провалилась одной ногой в прореху моста. Но это было ничто по сравнению с тем, как омрачились её мысли! Она не собиралась раскрывать Иванушке тайну детей до возвращения в обитель Яги, не собиралась вообще вспоминать о Радости и Грусти, об их чудовищных выходках (кражу шапки-невидимки Немила присвоила себе), об их… отталкивающей внешности, которая при любом раскладе не позволит забрать девочек с собой.

Да он сам не захочет иметь с ними ничего общего, когда узнает… правду. Но пусть это будет не сейчас, а позже, когда под ногами будет лежать болотистая и мягкая почва уже почти родного дремучего леса, а не эта обожжённая и твёрдая, как камень!

Немилушка превозмогла весь страх и преодолела последний десяток ненадежно уложенных досок, пока Иван мял в ладонях сияющий золотом клубок.

А когда она подошла к нему, то Иван первым делом спросил:

– Можно, я брошу? – и добавил: – Марья смогла, значит, и я смогу. Я выведу нас обоих отсюда.

Пройдя такой длинный путь, Немила уже привыкла к тому, что там, где кончается чужая воля, приходится начинать думать своей головой, но сейчас, обретя рядом с собой будущего мужа, она могла скинуть с себя бремя мысли.

Немиле очень хотелось уступить Иванушке – и она уступила.

– Можно, Иванушка, бросай.

Клубочек полетел на землю, беззвучно приземлился и покатился по бездорожью, а Немила с Иваном, не рука-об-руку, но держась близко друг к другу, поспешили вслед за ним.

– Иванушка! Иванушка, подожди, не так быстро!

Как только дорога пошла в гору, Немила начала отставать. Ноги шли с усилием, дышать становилось тяжелее и тяжелее, и не только потому, что было физически тяжело, а оттого, что на душу снова лёг камень сомнений.

Зачем они сюда вернулись? И почему клубочек продолжает скакать, поднимаясь выше и выше, когда вершина и так уже настолько близка, что можно почувствовать неприятный запах гари?

Они шли вверх по боковому склону, миновав сад с молодильными яблоками, пока протоптанную дорогу в этих местах не сменил крутой каменистый подъем, по которому приходилось не идти, а лезть.

– Иванушка?.. – Немила подняла голову и осеклась. Вон она, плоская вершина, до неё осталось лезть саженей пятнадцать от силы.

Как же тяжело, однако, давались эти сажени. А на кого она стала похожа? – в рваной рубахе, перекрученной юбке, платок сбился набекрень и косички растрепались. Ох, не женское это дело – по горам сказать, во всяком случае ещё не придумали подходящую для этого одёжу.

Впервые в своей жизни Немила позавидовала мужским шароварам и припомнила, что люди из горного народа, за которым она наблюдала в зеркальце – ох, давным-давно это было – все поголовно носили шаровары, только у женщин поверх шаровар ещё было надето что-то навроде юбочек.

Но вот к её облегчению из-за края показался Иван и приветливо замахал руками.

– Скорее, скорее, ты должна это увидеть! – кричал он, и от его радостного воодушевляющего крика у Немилы открылось второе дыхание.

Может, там и правда есть врата, которые приведут к бабушке Ягушке? Пока Немила взбиралась, она уже успела свято в это уверовать.

Каково же было её разочарование, когда, подав руку Ивану, она запрыгнула на уступ и узрела перед собой небольшое кольцо из почерневшей земли, а посередине – глубокую тёмную яму, заглядывать в которую не имелось ни малейшего желания.

Что они тут не одни, Немила поняла не сразу, потому как на вершине Алатырь-горы тишина стояла гробовая. Животные сидели и стояли на краях пропасти как неживые, как искусные чучела. Зверолюди прохаживались меж ними, то подойдут поближе к пропасти, то отойдут подальше. Кто-то приходил, кто-то уходил. Вдали, на противоположном краю пропасти, что едва разглядишь, тоже стояли фигурки, невысокие, тёмные, сбившиеся в кучу, сразу и не поймёшь, кто это такие.

– Гляди, дети гор! – выдохнул Иван, направил перст туда, куда Немила и так смотрела, и восторженно зажестикулировал. – Экие коротышки… Давай подойдём поближе.

Она вцепилась в Иванову руку, но он вырвался, прошёл десять шагов вперёд и встал на самом краю обрыва.

– Пожалуйста, Иванушка, побереги себя!

Иванушка отмахнулся.

– Я хочу посмотреть, как они будут прыгать.

Немила ахнула: как прыгать?!

– Ш-ш-ш, помолчи, Немилка!

Преодолевая страх, подбежала она к краю обрыва, вцепилась в Ивана, твёрдо решив не отпускать его от себя. Начала плести что-то, поворачивать Иванову голову бедовую, только бы не смотрел на этих горных детей, а тот в благодарность за её заботу только оттолкнул от себя Немилу, да так, что она упала на землю.

И собиралась она расплакаться, кабы не произошло то, что произошло. А именно: словно по невидимому и неслышимому сигналу весь тот народ, что собирался по краям Алатырь-горы, вдруг стал прыгать, не одновременно, но друг за другом. Сперва прыгнули те, горные, затем животные, а последними, с самой большой неохотой, вниз посыпались уродцы недочеловеческие.

Немиле показалось – Иванушка вот-вот к ним присоединиться. Закрыла она глаза, а когда открыла, он стоял на коленях и заглядывал в чёрную бездну.

Слава Матери, не прыгнул, не последовал за всеми!

– Иванушка? – она не решилась подниматься на ноги, а заместо этого подползла к суженому-ряженому. Одежда его, как и её, превратилась в лохмотья.

– Нам туда, – отчеканил царевич. – Я с самого начала предчувствовал, что нам не нужно идти к реке Смородине. Жерло Алатырь-горы зовёт нас. Слышишь?

Немила отрицательно покачала головой. Давно уж крепло в ней убеждение, что от всех злоключений у Ивана немного помутился рассудок. Но главное – Ивана до Яги дотащить, а там уж старая его вылечит, и память прежнюю наверняка вернёт.

– Любишь меня?

– Что?– поначалу Немила немного опешила, но потом слова хлынули потоком. – Конечно, Иванушка! Люблю тебя больше всех в мире, больше жизни!

– Но ты же меня совсем не знаешь? – кривенько улыбнулся царевич, и Немила отчего-то задрожала. Наверху беспокойными тенями метались неприкаянные, под ногами дрожала земля, а на душе было как-то слишком поганенько.