Павлина Морозова - Лес видений

– Ба, всего трое! А топали-то… точно вдесятером! Ладно, так даже лучше, троих скидывать в Смородину не так накладно, как десятерых. Ой. Кто это там, третий? Добрыня, ты ли это, друг мой старый?

Тотчас Немила чуть и не померла на месте, а всё из-за того, что Добрыня, добрая душа, решил чуть подвинуть её в сторону, чтобы пройти вперёд.

– Когда это тебе, Змей подколодный, накладно было десятерых сбросить с высоты? – засмеялся богатырь. – Выйди, Горыныч, дай посмотрю на тебя.

Поначалу Немилин разум отказался воспринимать картинку, что возникла на том месте, где только что висела плотная оранжевая дымка.

Где заканчивался щучий хвост на шлеме Добрыня, там из дымки очертились три овальных силуэта цветом и шероховатостью напоминающие куски высушенной солнцем глины, которые соединялись между собою, как три цветочных стебелька, растущих от одного корня.

Как Добрыня и упомянул в радостном приветствии, это был Змей, или три змея, соединяющиеся в одно длинное и узкое тело, будто бы скроенное по меркам моста.

Выглядывая из-за спины царевича, Немила разглядела и крылья, столь длинные, что свисали далеко за перила. Немилу накрыла новая волна страха, отчего она вцепилась в Ивана и спрятала лицо в его волосах. Волосы пахли слабо, в них ощущалась влажная горечь первых весенних костров.

С громким чмоканьем расцеловались старые друзья ровно девять раз, по три на каждую голову.

– Какими судьбами, Добрыня? Кого ты привёл ко мне на обед в этот раз?

Услышала Немила, задрожала вся от ужаса. Понятно ей стало, отчего Добрыня помалкивал о своём друге! Тьфу, да как вообще можно с таким чудищем якшаться! (Не будь она так испугана, то наверняка бы отметила, что богатырь и Змей ростом оба были равны вплоть до одного вершка, и что пасти у чудовища были не очень-то зубасты, да не широки).

– Я привёл тебе Немилу, девицу ясную разумом и твёрдую сердцем, – отвечал Добрыня. – Полюбила она вот этого доброго молодца так накрепко, что преисполнилась смелости вызволить его из твоих лап цепких да забрать домой, чтобы вместе жить-поживать и детишек воспитывать.

– Хм-м, – хрипло выдохнул Змей. – Что же, тогда отойди в сторону и пропусти их. Пусть встанут оба пред моими очами.

На ватных ногах, подталкиваемая в спину Иванушкой, она прошла по краю моста и встала, как было указано, пред Змеевыми очами. Очи те имели цвет оранжевый, такой же, как туман, клубящийся у трёх Змеевых ртов. И благодаря причудливому обману зрения чудилось, будто у Змея в глотках тлело настоящее пламя.

– Многое я повидал на своём веку, – проговорило чудовище, пристально глядя, на Немилу одной парой глаз, тогда как остальные две отрешённо глядели по сторонам. – Видал я храбрых молодцев, что спасали девиц прекрасных, и девиц, что приходили требовать возвращения своих суженых. И не препятствовал я никогда соединению влюблённых сердец, ежели простые три правила соблюдались.

Змей выдохнул, вышедший из его шести ноздрей воздух стал закручиваться в мелкие вихри.

– Первое правило: меня надо уважать. Второе правило: я люблю честность. И третье правило, которое истекает из первого: не следует нарушать правила того места, в котором тебе волей судьбы пришлось оказаться, ибо в отсутствие Матушки я и есть здесь самый старший сын, и я решаю, кого можно пускать, а кого выпускать. Змей Горыныч моё имя.

«И никаких поблажек от меня не ждите» – сверкнули жёлтым узкие змеиные глаза.

– Отойти в сторону! – внезапно взревела та голова, которая до этого момента участие в разговоре не принимала.

Немила от неожиданности напрыгнула на Иванушку, тот налетел на перильце. Змей же непринуждённо отступил с середины прохода и приподнял крыло, а за ним обнаружилась целая толпа людей, которые лупали испуганными глазами по сторонам и жались друг к другу.

– Ать-два, проходим по одному и быстро, —скомандовал Горыныч и зевнул.

И пока Немила с Иваном, да ещё Добрыня, жались в сторонку, мимо них нестройно шагали обыкновенные на вид люди, молодые и старые, девки и парни, женщины и мужчины, бабы и старики. И больше всего было крестьян, которых всегда узнаешь по одежде, будь они хоть из Лыбедских, хоть из друговских. И всех там хватало, и прямых, и кривых, и ясноглазых, и косых, и добрых лиц было много, и неприятных глазу доставало.

Упал Немилин взгляд на мужчину, по виду – уж очень благообразного и от всего происходящего отрешённого, и отчего-то сердце её переполнилось радостью, и на душе стало так спокойно, что хоть пой.

Подалась она навстречу старику, чтобы за рукав тронуть, да не успела, опередили её.

Змей опередил; сунул в ряд несоразмерно тощую и кожистую лапу, хвать того старичка, да на глазах у недоумевающей Немилы в воздух поднял.

И отпустил, прямо за перила моста. В пропасть заревную.

Немила рот разинула, да воздухом подавилась.

– Тише, девица, он свою работу выполняет, – шепнул Добрыня и убедившись, что она не будет кричать, убрал ладонь ото рта. – Ничего страшного с дедом не случилось, он пожил своё и теперь обрёл покой. Ты же не плачешь, когда по осени увядают цветы или когда по весне старая яблоня не распускает почки? Вот и сейчас – не плачь.

Скоро поток из людей прекратился. Больше никого Змей не тронул, а как только прошмыгнул последний человек, тот быстренько занял своею тушею проход.

– Так-так, на чём мы остановились? Ах, да, значит, это и есть суженый-ряженый, из-за которого весь сыр-бор, – заявила правая голова, даже не глянув на царевича.

Зато та, что посередине, так глядела, точно глаза её были кремнем, Иван – кресалом, а Немила – трутиком, который вот-вот вспыхнет.

Не нравилось ей, что Змей прицепился к Ивану с разговорами – мать знает почему, скорее всего оттого, что невтерпёж уж было ждать возвращения домой, а на мосту было настолько неуютно, что лес дремучий вспоминался с чувствами, близкими к нежности.

– Я тебя помню, – неожиданно выпалил Горыныч и повернулся к Ивану всеми тремя головами, буквально облепил со всех трёх сторон. – Когда узрел я, насколько тебя источила гнильца, то хотел прекратить твои мучения на веки вечные. Но, помню, остановила меня невидимая рука провидения, какое-то смутное предчувствие… Сказал я себе: нет, дам ему ещё немного пожить. Я никогда не ошибаюсь, прав оказался и на этот раз.

Тут права голова немного дёрнулась в сторону Немилы.

– Ладно уж, пропущу вас, только лица запомню, чтобы в следующий раз узнать.

Змей изогнул шею и направил одну из голов к Немиле. Близко, ещё ближе, так, что его тупая морда почти касалась её носа. Змей принюхивался. Несколько долгих мгновений было очень тихо, а потом слова вытекли из узких ноздрей, как едкая чёрная смола:

– Поворачивайте назад и уходите. Здесь вам не пройти.