Ричард Бэккер - Великая Ордалия [litres]

Люди Ордалии брели вперед, пересекая широкое болото, в которое Орда превратила реку Мигмарсу, переходя при этом из Верхнего Иллавора в Йинваул – из земли, редко упоминавшейся в Священных сагах, в землю, упоминавшуюся ничуть не чаще. Орда продолжала отступать под напором блистающего воинства, то собираясь перед его наступающим фронтом, то вновь отходя. Скрывавшая ее густая пелена, пыль, поднятая миллионом топающих ног, поредела, когда почва сделалась более каменистой, так что для глаз преследующих Орду всадников над горизонтом теперь вместо густого облака курилась легкая дымка. Подчас они могли даже видеть сборища тварей, скопища бледных тел, умножавшихся, покрывая собою всю землю, холмы и пригорки, заливая долины, поглощая и охватывая дали. Повсюду перемещались и смешивались друг с другом огромные толпы. Казалось, что плавится сам мир. Ошеломленные люди взирали на невероятное движение, не страшась и не удивляясь, ибо многим просто не хватало способностей до конца понять, что за зрелище разворачивалось перед ними. Они понимали только одно – что оказались карликами, ничего не значащей мошкарой перед лицом чудовищной гнусности. Они понимали, что собственные их жизни имели смысл только в своей сумме. И поскольку факт сей является суровой правдой человеческого бытия, постижение его имело характер откровения.

И потребление в пищу шранков казалось им святым делом. Разновидностью истребления Орды.

Поглощением смысла.

Так они ехали и шли вперед, с утра до ночи, преодолевая мили за милями утоптанной и безжизненной земли, промеряя своего неисчислимого врага шагами и умом. Они видели, как идут по низкому небу адепты – ожерельем переливающихся огней, подвешенным над горизонтом. Глаза людей обращались от вспышки к вспышке, от точки к зажегшейся точке. Некоторые следили, как огни погружались в облачные вуали и расцвечивали их собой. Другие наблюдали, как гибнут внизу непотребные тысячи, комары, захваченные прокатившимся валом огня. Время от времени и те и другие оборачивались, чтобы бросить взгляд на колонны Великой Ордалии, блиставшие оружием под лучами высоко стоящего солнца. Зрелище это превращало всех в фанатиков.

Они добрались до края земли. Они вышли на бой, чтобы спасти мир.

Нельзя было усомниться в полутенях, создававших этот безумный спектакль…

В справедливости их дела. В божественной природе святого аспект-императора.

Сомнению подлежала только их сила.

Постепенно и неторопливо, словно чтобы притупить проницательность людей Ордалии, другая нотка начала вползать в громогласный вой Орды – жалобная, скорее паническая, чем безумная, будто бы шранки знали, что их едят. Адепты, в своей жатве шествовавшие по низкому небу, обнаружили, что способны видеть залитые кровью поля, которые сами же гладили, чистили и вспахивали. Если предыдущие недели и месяцы твари, казалось, избегали столкновений с всадниками, уклонялись от них, теперь они явно обратились в бегство.

– Они боятся нас! – объявил в Совете обрадованный Сиройон.

– Нет, – возразил святой аспект-император, всегда стремившийся немедленно отреагировать на попытки своих людей отнестись к врагу с пренебрежением. – Они визжат согласно собственному голоду и утомлению, не более того. Теперь, когда мы набили свои животы, наше продвижение ускорилось. Мы посильнее натянули струны лютни.

Однако многие не могли не заметить растущего ожесточения противника. Время от времени аспект-император предостерегал своих королей-верующих, напоминая им о том, что шранки – не люди, что обстоятельства озлобили их, что голод лишь сделал их еще более свирепыми. Но, несмотря на эти увещевания, новая дерзость зародилась среди самых бестолковых из преследователей. Они решили, что знают своего врага не хуже любого рыцаря-вождя прежних времен: его приливы, отливы и самые коварные его уловки. И как бывает всегда, подобное псевдознание привело к возрастанию общей беспечности.

Но, что еще хуже, в думы их просочилась мрачная и губительная мысль: все их сознание пропитала потребность, жгучая жажда истребить врага окончательно, скосить, как зрелую пшеницу, увязать в бесконечное число снопов, расстелить снопы на земле и предаться пиршеству.

«Ты только подумай! – говорили они друг другу с глазу на глаз. – Представь себе, какой это будет пир!»

Обнаруживая столь темные мысли, святой аспект-император красноречиво осуждал их в Совете, разоблачал как проявление беспечности. В некоторых случаях ему пришлось даже обратиться к походному уставу и приговорить нескольких нобилей к кнуту. Время от времени он напоминал своим людям о том, как далеко они зашли.

– Кто? – гремел его голос в Палате об Одиннадцати Шестах. – Кто среди вас готов, зайдя в такую даль, первым сгинуть по собственной глупости? Кто готов стать персонажем столь глупой песни?

A потом, когда Ордалия добралась до восточной границы Иллавора, он ткнул пальцем в большую красочную карту, над которой так часто препирались его короли-верующие, и провел сияющим перстом вдоль жирной черной линии, изображавшей русло Рыбного Ножа, славного Харсунка. Река была слишком глубока, чтобы перейти ее вброд, и слишком широка, чтобы шранки могли ее переплыть; это знали даже те, кто не читал отчетов имперской разведки.

Скоро Орда будет вынуждена остановиться перед ними.

И будет защищать Даглиаш, не считаясь ни с чем.

– И какой же пир, – обратился святой аспект-император к своим королям-верующим, – закатим мы после этого?

Бревно накренилось. Сердце Пройаса ушло в пятки и вернулось обратно.

Два дня назад Ордалия наткнулась на тополиный лес – точнее, на то, что осталось от него после того, как здесь прошла Орда. Побережье окутали туманы, и стволы ободранных деревьев, призраками выступавшие из их покрова, казались скорее зловещим предзнаменованием, нежели счастливой находкой. Однако вечером благодетельная природа ее сделалась очевидной. Плотники занялись починкой фургонов и прочего снаряжения. Их праздные собратья тем временем радостно возились возле настоящих костров, оглашая воплями стан. Агмундрмены приготовили огромные вертела, чтобы жарить шранков сразу целыми тушами. Капающий жир вздымал пламя на высоту момемнских стен. Весь походный стан, из-за недостатка топлива давно уже привыкший к холоду и темноте, веселился в свете бесчисленных костров, люди бродили, словно захмелевшие. Бороды их лоснились от обжорства, но в глазах полыхало чересчур много злобы, чтобы назвать их настроение праздничным.

Только адепты и шрайские рыцари уклонились от участия в пиршестве. Но если адепты оставались в привычных им пределах, рыцари рубили самую лучшую древесину, какую смогли найти. Под внимательным взглядом владыки Уссилиара они трудились весь вечер, обтесывая, подгоняя друг к другу и увязывая бревна в помост, настолько широкий, что на нем уместилась бы сиронжская боевая галера.