Ричард Бэккер - Великая Ордалия [litres]

Пелена понемногу редела и истончалась, как и лихорадочное крещендо вопля Орды. Недавно блестевшая на солнце броня сделалась тусклой и серой. Пыль осела на заплетенных в косы бородах князей империи. Чернота скопилась в уголках ртов.

Люди отхаркивались, сплевывали в бушующее море. Хребет Уроккас во всей своей ясности возник за спиной священного кормчего – скорее угрюмый и приземистый, нежели величественный.

– Внемлите! – воззвал Келлхус посреди ослепляющего света. – Узрите гибель Орды!

План его был столь же прост, сколь неуклюжей и нескладной в своей безмерности была сама Ордалия. В своем неотвратимом отступлении к реке Сурса Орда двинулась вокруг хребта Уроккас, а не через него. Идея заключалась в том, чтобы адепты ударили со стороны невысоких вершин, склоны которых им предстоит защищать на севере от основной массы Орды, затопив перевалы и ущелья огнем своих заклинаний. Тем временем мужи Ордалии должны будут наступать вдоль неровного побережья на запад, имея прикрытый фланг. Затем, в некий решительный момент, святой аспект-император воспользуется плотом, чтобы перебросить отряд воинов прямо в Даглиаш, где с помощью свайали превратит гору, которую нелюди называли Айрос, а норсираи – Антарег, в твердыню смерти.

– Когда рыбки хлынут туда искать спасения, то там, в Даглиаше, – сказал их господин и пророк, – их встретят лишь огонь и железо!

Они увидели осадочный шлейф Сурсы еще до того, как заметили саму реку – огромный черный синяк на аквамариновой поверхности моря. Дальше из воды поднимался колоссальный гранитный массив Антарега: утесы громоздились на утесы, начинавшиеся от самой линии прибоя. На вершине горы воздвигся Даглиаш, похожий на грозящий морю кулак: его циклопические стены были лишены зубцов, но во всем прочем сохраняли свою первозданную целостность, одним своим видом свидетельствуя о безыскусности древних создателей; лишь внушительных размеров прямоугольные каменные остовы остались от древних башен и бастионов. Руины эти нагляднее всего доказывали едкую природу времени, зализывавшего острые края и рассыпавшего песком всякую сложность.

Трудно было не восхититься этим элегантным до гениальности планом: как только люди Ордалии очистят прибрежную полосу, Орда на севере сама собой повалит в разведенную адептами топку. Гордые всадники Ордалии, вынужденные так долго ограничиваться мелкими стычками с врагами, получат наконец возможность сразиться с ними в открытом поле. Развязавшееся побоище и рожденный им ужас загонят шранков в беспощадные воды Сурсы.

– А наш господин и пророк – отменный мясник! – усмехнулся князь Нурбану Зе, известный своими шутками, но скупой на восторги.

За Мясом числились внушительные долги. И в какой-то момент похода жажда встречи с врагом возросла настолько, что сделалась скорее непристойной, нежели благородной. Пройас и сам ощущал, как она напрягает его голос и разжигает ярость: это биение плотской похоти, жажда совокупления, пронизывающая собой все тревожное и ненавистное. Чтобы познать ее, незачем было прибегать к словам. Совокупление и убийство были выброшены с тех мест, которые прежде занимали в душах людей, словно, поедая плоть своих врагов, они сами становились ими.

Рассматривая искоса своих собратьев, он видел эту тень непристойной страсти. Коифус Нарнол, старший брат Саубона и король Галеота, взирал на высоты с раскрытым ртом, словно безмозглый пес. Великий магистр школы Мисунсай, Обве Гёсвуран, вглядывался в Пелену, клубившуюся под изломанной и зубастой стеной Уроккаса, не то чтобы отвернувшись, скорее отодвинувшись от остальных. Святой аспект-император, понял Пройас, не столько предложил им тяжелое дело, сколько пригласил на нечестивое пиршество.

Оставалось только славным и достойным образом расплатиться.

– Господин и пророк! – выкрикнул Пройас, потрясенный тем, что в его голос едва не закралось рыдание. – Снизойди! Даруй мне славу Даглиаша!

Собравшиеся вожди и великие магистры не стали скрывать своего удивления. В прежние годы Пройас никогда не вступал с ними в борьбу за милости святого аспект-императора. Саубон открыто нахмурился.

Но Келлхус продолжал полет, не замечая просьбы. Приблизившись к древней крепости, плот замедлил ход и в несколько приемов поднялся к вершинам утесов. Под ними гремел и шипел прибой. Скалы, на фоне которых вырисовывалась фигура аспект-императора, исчезали внизу, за краем плота, по мере подъема. Призрачное золотое свечение вокруг ладоней Келлхуса стало заметным на фоне мрачных скал.

– Доселе враги всего лишь беспокоили нас, – объявил тот, обратившись к королям-верующим и сверкая своим устремленным в вечность светоносным взглядом. – Даже Ирсулор был для них всего лишь уловкой, пустяком, организованным без особых ожиданий. И если бы не наша надменность, не наши раздоры, Умрапатур был бы и сейчас вместе с нами.

– Господин и пророк! – воскликнул Пройас. – Прошу тебя, снизойди!

На сей раз просьба вызвала вопросительные взгляды со стороны Кайютаса и Апперенса Саккариса и толчок локтем со стороны Саубона. Прочие, как Нурбану Сотер и Хринга Вукъелт, отреагировали на нарушение приличий мрачными взглядами.

– Даглиаш – то место, где они будут сражаться, – продолжил Келлхус, не обращая внимания на помеху, – где нечестивый Консульт попытается пустить кровь нашей Великой Ордалии, а не оцарапать ей шкуру.

Интересно, насколько глубоко ошибочное действие может влиять на задумавшего его человека. Люди подчас вкладывают больше усилий в саму ошибку, чем в исправление ее. Если ошибку невозможно исправить, ее, во всяком случае, можно реализовать.

Что значит честь Даглиаша, если добыта она ценой позора? И все же за всю свою жизнь Пройас никогда еще не нуждался в чем-либо в такой степени – так ему, во всяком случае, казалось в этом небе, над исполинскими руинами.

– Именно здесь, – говорил Келлхус, – нелюди впервые увидели, как Инку-Холойнас вспорол небо. Здесь инхорои совершили первые из своих мерзких и бесчисленных преступлений.

Плот, кренясь, огибал крепость, оголенные останки оставались за спиной святого аспект-императора. Группы шранков в черных доспехах высыпали из различных отверстий на стены.

– Вири, великая Обитель нелюдей, лежит мертвой под основаниями этих стен – подземная цитадель Нин’джанджина. Сама скала здесь источена подземельями и подобна гнилому пню.

– Прошу тебя! – услышал король Конрии собственный голос, хриплый и жалобный. – После всего, чем я пожертвовал! Ты в долгу передо мной!

Святой аспект-император Трех Морей наконец обратил к нему свой лик, глаза его горели солнечным светом.

– Пока что Консульт не мог двинуть свои войска против нас, – продолжал он свою речь. – Они могли только ждать, пытаться с помощью Орды и собственной хитрости измотать нас. Но теперь Великая Ордалия стоит у самого их порога. Вон там лежит Агонгорея , Поле Ужаса, а за нею и сам Голготтерат.