Ксения Литвинова - Синий маяк

Правда, что ли, без чувств лучше? А то чувства все какие-то скользкие и шершавые!

Облизав пальцы, я достаю из кармана Перо и гадаю, как с помощью этой невесомой вещицы можно нагнать такой мути и наделать столько чудовищ? Вероятно, Перо тут ни при чём. По своему опыту могу сказать, что если нет мозгов, остальное приложится. Будут тебе и чудовища, и прочие… удовольствия.

Солнце, разумеется, село. Но парные жёлтые огни посверкивают на краю леса и чёрные тени перебегают между кустами. Не знаю, чего я тут дожидаюсь. Чего-нибудь.

Меж тем, тени приближаются. Поначалу с опаской. Они боятся Пера, но не так, чтобы очень. Всё же я успеваю закончить ужин, а на прощание запускаю в ближайшую тварь сковородкой. Достали!

Дверь я закрываю, как всегда, плотно. И запираю на четыре оборот ключа. С ключом я вообще никогда не расстаюсь, но в этот раз чуть не забываю его в замке. Я ощущаю резкую усталость, но нельзя ведь ложиться, не завершив разговор? Или уж завтра договорить, когда мы оба успокоимся?

Всё равно Эйки уже нет в комнате. Упорхнула на свою охоту. Я не видел, как она улетала, но окно опять настежь, и вода течёт с подоконника. Я не вытираю пол и не хочу сушить одежду. Просто стягиваю с себя всё, кидаю в угол и забираюсь в постель, под тёплый свет покрывала. Но согреться не получается. Я закрываю глаза и опять вижу бесконечную череду свинцовых волн. Что-то случилось, но я не понимаю, что именно. А вдруг она не вернётся, вдруг с ней стряслось несчастье?

Хотя, с чего бы? Эйке нет дела до ночи, бури и оборотней. Они все ей родня.

Мой сон ещё тревожнее, чем мысли. Я даже не уверен, что вполне засыпаю. По крайней мере, я чётко помню, что она возвращается. Удар оконной рамы, шорох крыльев, а потом платья, прикосновение горячих пальцев к мои волосам, прикосновение ледяных губ к моему виску. Вообще-то, мы условились так не делать, и мне проще притвориться спящим. А то придётся опять ругаться или признать, что я её ждал.

Вернулась, и ладно. Она поправляет на мне одеяло и отходит, но я открываю глаза, лишь когда щёлкает крышка сундука. Луч маяка скользит по полу, высвечивая дорожку из водяных капель. Сверху колотит промозглый дождь, снизу беснуются волки. Я несколько раз задерживаю дыхание, унимая трепыхание сердца. Я хочу, чтобы она ещё раз так подошла и не уходила. Пусть кидается на меня и мотается ночами незнамо где, но пусть возвращается, это куда важнее. На секунду мне кажется, что это вообще самое важное.

Я мог бы сам пройти эти несколько шагов по комнате. Раз уж нахлынуло помрачение. Но это у меня от долгой скуки, бедняжка не виновата, и нечего её изводить. И так всё слишком запутано. И запутывается и запутывается… И из этих путаных мыслей я проваливаюсь в такие же путаные сновидения.

Глава 3

Наутро я просыпаюсь с тяжёлой головой и в лёгкой лихорадке. Дождь не прекращается, ветер швыряет его об окна. Я гашу маяк, но не зажигаю свет в комнате, хотя темень стоит, как ночью. Всё ещё хромая, я болтаюсь туда-сюда вокруг стола, питаюсь джемом из банки и силюсь вспомнить, о чём мы спорили вчера? Что это было вообще? Мне неспокойно и хочется поговорить с Эйкой. Или помолчать, раз для разговоров я не гожусь. Она могла бы не спать сегодня так долго, солнца всё равно нет!

Я машинально расставляю на доске стеклянные кораблики, читаю и жду её пробуждения. Перелистываю семнадцатую книгу и отыскиваю новую главу – про подводных чудищ. Самое то для тёмного, залитого водой дня. Я ложусь головой на книгу, смотрю на дождь и продолжаю ждать. Я бы постучал в крышку сундука, но я никогда не бужу Эйку. Не уверен, что можно так делать. Тем более, ничего не случилось. Кроме дождя и лихорадки.

Ближе к вечеру я устаю сторожить и засыпаю. Но спать, сидя за столом, неудобно, и меня не оставляет мысль, что спать нельзя. А потом я прихожу в себя среди того же ледяного дождя. Всё, что я вижу – это шипастое морское чудище, распахнувшее прожорливую пасть. Картинка слабо светится в темноте, и больше вокруг ничего не видно. Я вздрагиваю от неожиданности и едва не падаю со стула. Потом смеюсь над собой и отправляюсь зажигать маяк. То ли будильник не звенел, то ли я его не слышал. Всё сегодня не так.

Она собирается вообще вставать или нет? Она что, и есть не будет? Вернувшись в комнату, я решаюсь постучаться к Эйке. Но ответа не получаю. Открыть – не открыть? Откидываю крышку и отступаю на два шага. Лишняя предосторожность: внутри её нет. А где есть – непонятно. Эйка могла выбраться, пока я дремал, но обычно она не улетает так рано. И окно за собой не закрывает. Теперь мы не только общаться не будем, но и видеться?

Так не пойдёт. Я решаю, что в этот раз точно её не пропущу, и устраиваюсь в сундуке. Не закрывая крышку, разумеется. В полубреду это кажется мне удачной выдумкой. Эйка непременно что-нибудь скажет по этому поводу. Её придётся подать голос.

У меня очень странное ощущение – как будто её отсутствие сражает наповал. Или Связь так действует или надо меньше шататься под осенним дождём. Подняться с чёрной шкуры я уже не могу. Хотя на ней ужасно жарко, ужасно. И в сундуке душно. Как вообще можно в нём находиться?

Я пытаюсь выкарабкаться, но теряю силы и опять проваливаюсь в сон. Или в забытье, что теперь одно и тоже. Время куда-то пропадает, а мысли перетекают в бредовые видения. Мне грезятся разогретые до кипения океанские волны, швыряющие на берег трупы морских чудовищ, алые от крови белые корабли, золотые драконы, сгорающие в чёрных небесах… Это длится дня три. Во всяком случае, я трижды поднимаюсь зажигать и гасить маяк. Больше я ничего не делаю. Только пытаюсь сообразить в минутных просветлениях, куда подевалась Эйка?

Мы что, поссорились? Я велел ей выметаться? Вроде бы, нет. Я не могу собрать в голове последний разговор, я уже не уверен, что она возвращалась той ночью. А ну как, и это померещилось?

Чтобы меньше мерещилось, я рискую выпить синей воды. Тут главное не напутать с количеством. Я отмеряю четверть стакана, потом полстакана, потом залпом выпиваю стакан и прихожу в себя в том же сундуке. Под утро неведомо, какого дня. Маяк я не зажигал и, видимо, уже нет смысла, потому что светает. Такую вольность я позволил себе первый раз в жизни. И последний, как я тут же себе обещаю. Заодно я твёрдо зарекаюсь баловаться горячительной жидкостью.

Но жар отступает, нога почти не болит, и новых видений я не припоминаю. Я вообще ничего не помню про последние дни. В остальном разум совершенно ясен. И совершенно ясно, что дальше так не пойдёт. Я смотрю во все окна по очереди. Над лесом буря, в океане шторм. Где можно болтаться в такую погоду?!

Возможно, Эйка предпочла жить на воле или отправиться восвояси. Но об этом она могла сказать. Или записку оставить. Правда, она только что буквы выучила, но суть не в этом. Просто тогда я бы надеялся, что с ней всё хорошо. А теперь надо принимать меры. Зря, что ли, я её вылавливал из волн?