Виктор Попов - Мельница времени

Ближе к утру в том месте, где расположились воины, стал собираться туман. Достигнув середины усеявших дно нечастых кустарников, он потек в обе стороны по руслу балки. Постепенно расширяя свои владения, неспешно проглатывал деревце за деревцем, поросль за порослью.

Катя пробудилась в очередной раз и глянула по сторонам. Невдалеке стоял заступивший в охранение Клык. Он обхватил уткнутое древком в землю копье. Голова его была опущена и упиралась подбородком в грудь. Было видно, что воин находился в глубокой дреме. Да, не всякому по силам одолеть такого изощренного противника, как сладкий предутренний сон. Не каждый бывалый рубака с этим справится. Что уж о молодом-то говорить!

Вдруг в шаге от девочки из тумана по пояс бесшумно вынырнул женский силуэт в боевом облачении. Голову венчал небольшой легкий шлем мисюрка. Тело закрывала набранная из мелких колец темного металла кольчуга, отливавшая в свете луны, как змеиная кожа. Воительница бросила взгляд на Катю и приложила палец к губам: молчи, мол. Затем пригнулась, прячась за пеленой, и буквально через миг возникла в другом месте. Было впечатление, что она не перебежала, а стремительно и бесшумно скользнула. Внимательно обозрев спящих воинов, она издала легкий короткий свист, напоминающий шипение. В ответ на него с другой стороны замаячила еще одна похожая фигура. И тут же ночной покой разорвал резкий крик:

– Бей Песьеголовцев! Рази!

Выпушенное умелой рукой короткое метательное копье чиркнуло воздух и вонзилось в плечо Клыка. Тот охнул и завалился на бок. Нападавшие с пронзительным визгом ринулись в центр становища. Опытный вожак вскочил первым, выхватил кривую саблю и бросился в бой, давая другим возможность прийти в себя и подняться. Он умело отражал сыпавшиеся на него удары, увертывался и атаковал сам. Сделав обманный выпад, он замахнулся, чтобы нанести сокрушительный удар. Но предполагаемая жертва, слегка разомкнув губы, неожиданно выпустила ему в глаза тоненькую упругую струйку. Тот мгновенно выронил оружие и схватился руками за лицо.

– Проклятые Ягини! – вскричал он. – Бейтесь честно, без коварства!

Но его призыв никто не слушал. Воительницы принялись за остальных. Они, то пропадали в тумане, то появлялись вновь. И каждый раз в другом месте, совершенно неожиданном для метавшихся из стороны в сторону Песьеголовцев. Казалось, что их было никак не меньше дюжины. Хотя вначале Катя увидела всего двух. Под натиском обороняющиеся воины, подхватив раненого Клыка и старшего, отчаянно отбиваясь, стали отступать.

– Коней! Живо! Уходим! – скомандовала та, которую Катя увидела первой.

Тут же появились кони. Легкие, длинноногие, грациозные они, казалось, были покрыты не привычной лошадиной шкурой, а чем-то более напоминающим гладкую кожу пресмыкающихся. Воительница склонилась над Катей и попыталась ослабить стягивающие ее путы. Но узлы оказались уж больно мудрено завязанными, да и в тумане приходилось действовать почти на ощупь. Поэтому женщина через короткое время подхватила Катю и водрузила на своего скакуна. Затем вскочила сама и расположилась таким же образом, что и девочка, боком.

– Потерпи до становища, – шепнула она. – Тут недалеко.

И причмокнув губами, скомандовала:

– Н-но, пошел, пошел!

Кони без усилий вынесли их вверх по склону и помчались вперед. Было впечатление, что они не скакали, а стелились над травой стремительно и бесшумно. Рядом с Катиной спасительницей мчались соплеменница в таких же доспехах и при оружии. Она лишь слегка щурилась от набегающего потока воздуха, лицо же оставалось суровым и непроницаемым. Периодически та скашивала глаза и бросала взгляд на стянутые веревками ноги девочки. При этом всякий раз ее зрачки как-то подозрительно недобро сужались. Охваченная надежной рукой всадницы Катя ощутила облегчение и прикорнула. Вскоре она почувствовала, что кони перешли с галопа на рысь, а затем на шаг.

Девочка открыла глаза. Было еще довольно темно. Вокруг царили предрассветные сумерки, поэтому разглядеть что-либо детально оказалось непросто. Виделось только, что они двигались через какое-то бескрайнее пространство, изредка перемежавшееся недолгими пологими спусками и такими же подъемами. Ничего другого не угадывалось. Хотя по тому, что лошадей пустили шагом, чтобы остыли после скачки, можно было предполагать приближение становища. Но света в оконцах видно не было, запах печного дымка не витал, лай собак не доносился. Вокруг было голо и пустынно.

Видя, что девочка пробудилась, та наездница, что до того посматривала на Катю, чуть выделяя шипящие, спросила:

– Ты, чьих будешь? Какого роду, племени?

Катя догадалась, что вопрос касается ее семьи и ненадолго задумалась. Чью фамилию назвать, мамину или папину? Или кого-то из бабушек, дедушек? Интересно, зачем это ей? Та же, расценив, очевидно, заминку как результат полученных переживаний, уточнила:

– Предков-то как звали, величали?

Из всех девочка знала лишь фамилию того, кто в конце восемнадцатого века построил дом, в котором сейчас жила бабушка. Поэтому тут же ответила:

– Из Сурановых я.

– Сура-ановы? – протянула всадница. – Что-то не слышала о таких. Вот мы – Ягини. Есть родственные нам Виевны. Еще – Усоньши. Я думала, ты – из них. Уж больно внешностью схожа, такая же светловолосая да голубоглазая. А ты, стало быть, Сурановна.

Та всадница, на чьем коне расположилась девочка, обратилась к товарке и спокойно, но хмуро промолвила:

– Не гоже, Серпента, наши законы нарушать. Надо сначала до места добраться, напоить, накормить, спать уложить. А уж потом с расспросами подступать.

– А я ни с чем и не подступаю, Яжа, – ответила та. – Пока. Просто любопытствую.

И снова спросила:

– И где же земли ваши лежат?

Ее глаза опять сузились.

– Вон там, – неопределенно махнула рукой Катя куда-то в сторону.

– Севернее отсюда, значит, – заключила женщина. – То-то, смотрю, с Усоньшами на одно лицо. Они там же живут, по соседству. Не встречала разве?

Честно говоря, эти непонятные расспросы начали порядком беспокоить. Не успела девочка ответить, как в разговор вклинилась Яжа.

– Ну, все, хватит! – решительно заключила она. – Пока не достигнем становища, больше ни слова!

Серпена презрительно хмыкнула, передернула плечами и демонстративно отвернулась. Так в молчании они ехали еще какое-то время. Постепенно начало светать. Впереди показался очередной взгорок с широким основанием и пологими склонами. Всю его поверхность покрывали странные, будто ощетинившиеся нагромождения. Приглядевшись, Катя поняла, что это – пни огромных деревьев, набросанные вверх корнями. Каждый из них был тщательно затесан, так что вовне торчали сотни заостренных жал. Кое-где меж ними для верности были заткнуты колючие сухие ветки лесной малины и ежевики. Все без исключения заточенные окончания корней и иглы кустарников покрывал ядовито-желтый налет то ли пыльцы, то ли плесени. Почва вокруг холма бороздилась морщинами обезвоженной поверхности с редкими пучками пожухлой травы. Невдалеке в предрассветной дымке стал проступать пасущийся табун. Конь Яжи задрал голову, радостно заржал и, почуяв дом, ускорил шаг.