Алла Гореликова - Меч войны, или Осужденные

– Долг жизни, – кивнул Барти. – Да, есть у них такое. Карелу тоже помогли страну поднять после Смутных Времен.

А сам подумал: за Верлу можно не бояться. Штурм провалится в самом прямом и буквальном смысле – под землю.

Стоять не подле, а перед троном Льву Ич-Тойвина приходилось нечасто. И никогда – принимая на себя сиятельный гнев: доселе владыка ставил начальника стражи пред своим ликом, лишь желая наградить.

Ныне же император пребывал даже не в гневе – в ярости. Письмо Альнари, скомканное, валялось у ног посланца, и весь двор, замерев в почтительном испуге, внимал, что именно думает владыка об умственных способностях своего лучшего воина.

Ферхади слушал молча и свою ярость не показывал. Он уже понял: наместника, что довел провинцию до мятежа, владыка, может, и простит, а вот мятежников – точно не помилует. И то, что для самого Ферхади, будь его воля, стало бы поводом не только простить, но и возвысить – договор с подземельными, – сиятельного еще более взбесило. Ну да, «с демонами спелись» – хотя, если подумать, что еще мог сказать владыка, если церковники честят подземельную нелюдь слугами Нечистого? Сам ведь тоже всю жизнь верил – пока северянка не рассказала, как они у себя в Таргале с гномами ладят.

В бесконечном потоке упреков и ругани Щит императора едва не упустил вопрос.

– Скажи, – спрашивал сиятельный, – ты разве не мог убить? За его голову я возвысил бы тебя – разве трудно было догадаться?

Лев Ич-Тойвина вскинул голову:

– Я мог разменять свою жизнь на жизнь мятежника, но сиятельный послал меня не за этим. Владыка хотел узнать, что происходит в Диартале – теперь он знает. Если сиятельному будет угодно повелеть мне убить того, кто прежде звался Альнар иль-Виранди – я исполню приказ сиятельного, пусть и ценой жизни.

– Но сам ты предпочел бы видеть его диартальским наместником, так?

– Почему бы и нет? – не стал скрывать Ферхади. – Получив из рук владыки помилование и власть, он стал бы верным слугой сиятельного.

– Таким слугам, – поморщился император, – у нас веры нет.

«И тем, кто говорит в его защиту, тоже», – без труда додумали и сам Ферхади и все прочие, что внимали словам владыки – сочувствуя начальнику стражи, желая его падения или же заботясь лишь о том, чтобы самим не подставиться под сиятельный гнев. Но Лев Ич-Тойвина не опустил глаз. Более того, безумец имел наглость возразить!

– Знать, что его жизнь и жизни его близких в руках владыки, для Альнари было бы достаточно. Глупцом его не назовешь. Зато он держал бы Диарталу в руках, заботясь не о своем кошельке, а о богатстве провинции.

О гномах Ферхади напоминать не стал. И правильно сделал: хватило и сказанного.

– Твой Альнари, – побагровел император, – будет казнен здесь, в Ич-Тойвине, перед моим дворцом! Дабы все видели, какой конец ожидает мятежников! Кто там, пишите! Я велю Мечу моему в Диартале, благородному Маджиду иль-Маджиду, доставить зачинщиков мятежа в Ич-Тойвин, прочих же, схваченных с оружием в руках, казнить на месте или же доставить сюда, по его выбору. Верле же отныне не быть! Укрепления срыть, дома разрушить и засыпать солью, да будет мертвой землей, запретной для поселения!

– А жителей? – бархатным голосом уточнил Глава Капитула – не иначе, вспомнив о подобающем человеку Господнему милосердии.

– Благородный Маджид иль-Маджид без моих указаний знает, как должно поступать с мятежниками, – отрезал Омерхад. – Приказ отослать тотчас.

– Прошу сиятельного выслушать слугу своего, прежде чем подписывать подобный приказ! – к подножию трона заторопился Первый Когорты Незаметных. – Сиятельный не знает последних вестей.

– Говори, – тяжело уронил Омерхад.

– О сиятельный, мудрость твоя безгранична, и те из слуг твоих, кто не ленится черпать из сего источника, поистине сияют отраженным светом разума твоего. Благородный Ферхад иль-Джамидер из их числа, и воистину правильно он повел разговор с гнусным мятежником. Теперь презренный враг твой ждет ответа твоего в надежде на помилование, и тем самым дает нам время подготовить возмездие тщательно и неторопливо.

Что он несет, растерянно подумал Лев Ич-Тойвина, для кого он время просит?! Для мятежников, которых если не миловать, так уж давить, пока сил не набрались?! И сейчас ведь, пожалуй, поздновато: Верлу укрепили так, что одним штурмом точно не возьмешь – а промедлить, так и осада не поможет, успеют подготовиться!

– Да помилует меня владыка, но упомянутый им Маджид иль-Маджид не возьмет Верлу, – эхом к его мыслям продолжил глава императорской разведки. – Благородный иль-Джамидер видел ее укрепления, а один из моих людей проник под видом торговца за стены города.

– Рассказывай, – поторопил император.

– Презренный мятежник не врал, похваляясь посланцу сиятельного своим союзом с подземельной нелюдью. На стенах Верлы стоят демонские металки, и снаряды к ним несут ту самую нечестивую магию, которой были сожжены казармы… Кстати, осмелюсь напомнить сиятельному, что блистательный воин Маджид иль-Маджид не сумел защитить даже упомянутые казармы! Сей достойный полководец покинул Верлу за три дня до захвата ее мятежниками, и хотя не мое дело судить, случайно или намеренно он оставил город без своего надзора, я бы задумался, можно ли доверять его столь победоносному руководству еще одно войско!

Омерхад задумчиво пожевал толстыми губами и благосклонно кивнул, разрешая продолжить.

– Есть, о сиятельный, и еще одна причина, по которой нельзя сейчас рисковать твоим войском в Диартале. На мятежную провинцию оглядываются те недостойные, кому твое мудрое правление мешает безоглядно набивать мошну. Мои люди из Венталы докладывают, что вокруг наибогатейших ее негоциантов подобно навозным мухам вьются некие диартальцы – не иначе, посланники презренного мятежника. Очевидно, презренному нужны деньги – но очевидно и то, что купцы, как бы ни мечтали они о послаблениях, не рискнут пятнать себя сношениями с мятежником, пока не уверены в безнаказанности. И любая ошибка глупого полководца будет объявлена твоей ошибкой, о сиятельный, и навредит неизмеримо больше, подстегнув мятеж в недостаточно преданных тебе провинциях верой в слабость твоей армии.

– Что же предлагает мой верный Незаметный?

– Сиятельный слишком добр к своему слуге, – поклонился разведчик. – Мое дело – раздобыть правдивые вести, решать же – не по моему скудному разуму.

– Хорошо, – важно кивнул Омерхад. – Я благодарю тебя за вести, теперь же послушаем, что думает обо всем этом мой мудрый Гирандж иль-Маруни.

Первый министр подошел мягким кошачьим шагом, поклонился, погладил бородку. Ферхади отступил на полшага в сторону: он хотел наблюдать речь тестя, а не только слушать. В разговорах с благородным иль-Маруни нахмуренные брови или мимолетная улыбка иной раз куда важнее витиеватых слов.