Андpе Олдмен - Ум на три дня

Киммериец рубился с изрыгающим страшные вопли Аббасом, когда сабля, полученная за аренджунскую парчу, сломалась. Варвар отбросил ее и выхватил кинжал. Он уже готовился всадить сталь в толстое брюхо изнемогшего от выпадов и угроз Выбей Зуба, когда сзади на него накинули сеть. Сеть была металлическая, мелкоячеистая, такой улавливали медведей в Карпашских горах, и упала она удачно для охотников. Потом варвар ощутил страшный удар по голове и очнулся уже в подвале, прикованный к скользкому от крови столбу.

В маленьком окошке под потолком угас едва пробивавшийся сквозь частые прутья дневной свет и возродился вновь, прежде чем Выбей Зуб натешил свою уязвленную гордость. Нет, он не вырвал своему обидчику сердце, не отрезал, как грозился, язык и даже не поломал ни одной кости, но бич со свинцовыми наконечниками вовсю погулял по спине киммерийца, превратив его крепкую смуглую кожу в сплошное кровавое месиво. Аббас ждал воплей и мольбы о пощаде, но услыхал только пару глухих стонов и страшные проклятья в свой адрес. Наконец, к исходу ночи он утомился, велел отвести пленника в «купель» и отправился пить и хвастать своими подвигами в казарму.

Кап, кап, кап — падала вода на окровавленные плечи. В голове гудело и бухало, кровь толчками ударяла в виски. Ненависть и сожаление душили варвара — ненависть к пленившим его стражникам, которых всегда презирал, и сожаление в собственной глупости. Разве можно было во всем полагаться на крысеныша Ши! Гнать надо было верблюдов безостановочно, и не по аренджунской дороге, а прямиком через пустоши. Нет, позабыл осторожность, уши развесил, приятеля своего дурного слушая: не станет, дескать, Эдарт слать погоню, все сделано — комар носу не подточит, расписка, печать… Вот тебе и не подточит!

Конан просидел в подвале весь день и следующую ночь (это звалось у светлейшего Эдарта "попарить"), а когда на третий день его заточения огненный Глаз Митры достиг зенита, за ним пришли. Четверо угрюмых конвойных отцепили оковы от вделанных в камень колец и, обмотав концы цепей вокруг запястий, повели пленника наверх. Пятый шел сзади, держа наготове устрашающих размеров секиру.

В зале, куда доставили киммерийца: журчал фонтан, а под высоким потолком вольно порхали птицы. Росли там даже какие-то деревья с яркими плодами, и под их сенью, окруженный прекрасными одалисками, телохранителями и челядью, встретил варвара светлейший Эдарт. Был он статен и красив лицом, густые черные брови срослись над горбатым носом, глаза под длинными, как у женщины, ресницами смотрели строго, но без злобы. Одет светлейший был в просторный изумрудно-зеленый халат, полы которого вольно спадали на ступени небольшого возвышения, где стояло кресло начальника городской стражи и одного из самых богатых людей в Шадизаре.

Натянув цепи, конвойные попытались опустить варвара на колени, но усилия их оказались тщетны.

— Оставьте его, — приказал светлейший, — но оков не снимайте, я наслышан о силе этого юноши. Скажи, северянин, зачем ты явился в Шадизар из своей Киммерии?

— Я бежал из Гипербореи, где был гладиатором, и пришел через Бритунию, — отвечал варвар, облизнув пересохшие губы. — Пришел как вольный человек попытать в Заморе удачу.

— Она не слишком к тебе благосклонна, — заметил Эдарт, — твоя короткая жизнь может кончиться в моих подвалах.

— Я не боюсь смерти, — отвечал варвар.

— Знаю также, что и пыток ты не боишься, — задумчиво произнес вельможа, — такие, как ты, многого стоят. Послушай, северянин, поступай ко мне на службу, мне нужны отважные воины.

— А если я откажусь? — спросил Конан, полагая, что хитрить с Эдартом вряд ли стоит.

— Если откажешься, я велю сначала вскрыть тебе живот и пустить внутрь голодную крысу, а потом отрубить голову и провялить ее на колу посреди рыночной площади под моими окнами. Ибо ты как вор и обманщик достоин самого сурового наказания в назидание всем, кто захочет хитростью присвоить чужую собственность.

— Это была честная сделка, — угрюмо пробормотал киммериец.

— Твой приятель, гнусный воришка по имени Ши Шелам, привез в Шадизар воз золы, — продолжал Эдарт, пропустив эти слова мимо ушей. — Распустил слух, что его товар многого стоит. Вы подпоили добросердечного Флатуна и вырвали из его уст опрометчивое обещание. Ночью ты вынес золу, измазав предварительно морды верблюдов так, чтобы казалось, будто животные ели пепел. Тем самым вы сумели завладеть табуном и белой верблюдицей, цена же оной превосходит всякое разумение. И гнусные ваши замыслы увенчались бы успехом, ибо поклявшись Митрой при свидетелях обязан держать слово, но справедливость, как утверждают мудрецы, всегда торжествует, и все тайное становится явным. У меня есть свидетель, обвиняющий тебя, варвар, в гнусном обмане!

Светлейший лопнул в ладоши, и в зал, беспрерывно кланяясь, вошел один из стражников, игравших с Ловкачом в кости. За ним с довольной рожей следовал Выбей Зуб.

— Хабиш, — манул в сторону свидетеля Эдарт, — служит под началом доблестного Аббаса. Он все видел.

Хабиш пал ниц и поклялся Митрой, что говорит чистую правду, после чего довольно связно изложил ночные события на постоялом дворе Флатуна. Конан мысленно обругал себя ослом: надо было заглянуть в ту бочку и оторвать ублюдку голову! Чтобы он еще раз пустился на хитрые уловки! Куда безопасней грабить, не оставляя живых свидетелей.

— Как видишь, выбор у тебя не богат, — заключил судебное разбирательство светлейший, — либо позорная казнь, либо верная служба. Ты можешь кровью искупить свою вину, северянин.

Конан взглянул на гнусную физиономию ухмыляющегося Аббаса, и кровь ударила ему в голову.

— Я не стану плясать под твою дудку! — крикнул он, в бессильной ярости стараясь разорвать оковы. — Уж скорее на шадизарском привозе и вправду станут торговать золой, чем киммериец добровольно подставит свое плечо под рабское клеймо!

— Клянусь Митрой, — насмешливо сказал Эдарт, — если таковое чудо произойдет: я, пожалуй, отпущу тебя и даже разрешу тебе и твоему дружку две луны беспрепятственно обделывать в Шадизаре свои делишки!

Окружавшие вельможу разодетые лизоблюды подобострастно захихикали, а Выбей Зуб забулькал горлом и согнулся пополам, сотрясаясь своим жирным телом.

— Решай незамедлительно, — повысил голос Эдарт, — кол или казарма! Что там за шум?

Сквозь распахнутые настежь окна, выходившие на рыночную площадь, долетели какие-то крики. Выбей Зуб услужливо затрусил к окну и высунул наружу голову. Когда он вернулся, его нижняя челюсть покоилась чуть ли не на брюхе, а вся физиономия являла такое изумление, словно он увидел посреди торга танцующего слона или замбабвийского крокодила, разгуливающего на задних лапах.