Роберт Янг - Анабасис во времени

Но кукла есть кукла, даже электронное чародейство Пигмалиона здесь бессильно, и Биллингс это прекрасно понимал. Поникший, он развернулся и двинулся прочь, но по дороге столкнулся с брюнеткой, стоящей позади него. Ее черные как смоль волосы были уложены по последней моде, открывая личико в форме сердечка и глаза цвета фиалок после теплого весеннего дождя. Черное платье скрывало соблазнительные изгибы не больше, чем джубба и шальва-ры, какие носили в Минувших Эпохах.

— Без тебя моя жизнь утратила смысл, ибо мое сердце принадлежит только тебе.

Аромат недда обволакивал, и она сбрызнула волосы ивовой водой… Биллингс не помнил, как склонился к ней и поцеловал, ощутив на губах вкус ответного поцелуя. Не помнил, как рука об руку они направились к выходу из музея.

— Я не Шахразада, — произнесла девушка на английском двадцать второго столетия, — а ее младшая сестра Дуньязада, которую ты украл по ошибке. Мне следовало признаться с самого начала, но я знала, что в действительности ты явился за моей сестрой, а мне так хотелось оказаться на ее месте, сбежать из постылого дворца. Дознавшись до правды, твои коллеги сочли меня Незначительной Персоной и позволили остаться. Потом отправили в школу-экстернат, где я освоила современное наречие и обучилась поразительным вещам о вашем сказочном царстве. Еще они сказали, что рады тому, что я не Шахразада, потому что в отличии от меня Шахразада вряд ли рассказала бы Пигмалиону что-то новое сверх того, что он знал и так. Напоследок они пообещали: «Марку мы ничего не скажем. Удивишь его, когда он вернется». Ты вернулся, и вот я здесь.

Теперь Биллингс вспомнил. Когда Шахразада перебралась к султану во дворец, она взяла с собой младшую сестру и сделала ее кем-то вроде конферансье. Каждый вечер Дуньязада садилась у ложа султана, и как только наступал черед новой сказки, говорила: «Заклинаю тебя Аллахом,

сестрица, расскажи нам что-нибудь, чтобы сократить бессонные часы ночи», и Шахразада начинала рассказ.

На улице автоматическая пешеходная дорожка вывела их прямо к воздушной стоянке, где Биллингс припарковал свой квазимобиль. Щелкнул брелок, и квазимобиль опустился, застыв в воздухе, точно ковер-самолет. Биллингс со спутницей поднялись на борт и взмыли в небо двадцать второго столетия.

— Как сильно ты меня любишь? — спросила Дуньязада, глядя, как мимо лобового стекла проносится синешейка.

— Безмерно, — ответил Маркус Н. Биллингс и крепко поцеловал девушку.

И жили они долго и счастливо, не зная горя, пока не истек отпущенный им срок и, смерть, предвестница конца земных радостей и разлучница влюбленных, не постучала в дверь.

При виде мчащейся на него неуправляемой серпоносной колесницы Александру-лакедемонянину оставалось только одно — трансгрессировать.

С исторической точки зрения, ему было не место ни под колесницей, ни в битве при Кунаксе.

Под колесницу он бы не попал, не запусти Дурис-беоти-ец камнем в ошалевшую от страха лошадь.

Шел четыреста первый год до рождества Христова; Алеку, сотруднику древнезрелищной компании двадцать первого века «Былое-Ко», поручили захронолизировать события, описанные Ксенофонтом в «Анабасисе». В столице древней Лидии, Сардах, куда его доставили «Межэпохальные хронолинии», Алек примкнул к многочисленным греческим наемникам из армии Кира Младшего, задумавшего свергнуть своего брата, царя Артаксеркса. Под предводительством Кира войско двинулось через Лидию, Фригию, Киликию, Сирию и Аравию на Вавилон, где и разыгралась битва при Кунаксе.

Прознав, что армии Артаксеркса готовятся к наступлению, десять тысяч наемников заняли позиции на восточном берегу реки Евфрат. Войска Клеарха замыкали правый фланг, войска Менона — левый. Среди прочих отрядов был отряд Проксена, где в числе пельтастов служили Александр-лакедемонянин и Дурис-беотиец. Слева от эллинов выстроилась в фалангу вторая часть армии, возглавляемая лучшим другом Кира Ариейем. На передовой возвышался сам Кир в сопровождении шестисот вооруженных до зубов всадников.

После полудня показалась армия Артаксеркса. Шеренги солдат двигались на север по намывной равнине; впереди цепочкой ехали серпоносные колесницы, названные так из-за острых серповидных лезвий, унизывающих оси.

Все, что видели глаза и слышали уши Алека, параллельно фиксировало миниатюрное устройство, ловко спрятанное в кромку его шлема. Стройный темноволосый афинянин, — вне всякого сомнения, Ксенофонт, — выехал из строя и, обменявшись с будущим царем парой слов, снова примкнул к грекам. Вскоре Кир вместе с конницей загромыхал навстречу персам. Соперников разделяло чуть больше километра.

С оглушительным криком эллины ринулись в наступление. Дабы усилить громогласный клич, вооруженные пехотинцы стучали копьями о щиты. Заслышав пронзительное лязганье и вопли, передовые войска Тиссаферна, наместника Артаксеркса, бросились врассыпную. Следом позорно бежали возницы; перепуганные кони таранили греческие ряды, волоча за собой смертоносные колесницы.

Снаряжаясь в Сарды, Алек проштудировал историю битвы, поэтому легко сумел увернуться от ближайшей лошади. Однако коварство Дуриса-беотийца застало его врасплох. Если не попасть под копыта еще можно, то спастись от вращающихся лезвий точно нельзя. Алеку оставалось одно — трансгрессировать, иными словами, совершить прыжок во времени, что он и сделал.

Материализовавшись на равнине спустя сорок восемь часов после побоища, он сунул копье подмышку и, заслонившись щитом от теплого южного ветерка, прикурил одну из драгоценных сигарет, которые хранились во внутреннем кармане кожаного панциря вместе с футляром для запасных микропленок. В оросительных каналах, избороздивших местность вдоль и поперек, струилась вода; синее небо Месопотамии отражалось на ровной глади реки Евфрат; вдалеке скромными букетами маячили оазисы из трех-четырех финиковых пальм. Войска Кира уже давно покинули территорию, армия Артаксеркса бежала, оставив после себя несколько плетеных щитов да мертвого коня.

В двадцать первом веке трансгрессия считалась обыденным навыком, доступным всем и каждому. Именно благодаря ей состязания по карате стали спортом номер один, потеснив теннисные матчи, некогда самые зрелищные в Америке. Тем не менее, Алек сомневался, что Дурис-беотиец, бывший не кем иным, как убийцей, нанятым кем-то из конкурентов: либо «Прошлое-Ко», либо «Минувшее-Ко», рискнет последовать за ним и закончить начатое. Транс- и регрессивные состязания проходили на двух аренах — будущего и настоящего, чем и объяснялась их неслыханная популярность. Однако на дворе стоял четыреста первый год до рождества Христова; и заметь греки, что двое пельтастов появляются и исчезают как по мановению волшебной палочки, вопросов не избежать — вне зависимости от исхода сражения. А апофеозом, чего доброго, станет обвинение в убийстве.