Роберт Янг - Анабасис во времени

— Куда девается прозорливость, когда она так нужна? Без начальников мы терпим тяготы и лишения в чужой стороне, но начальники — дело наживное, а тяготы и лишения сопутствовали нам и прежде. Помните: прежде мы не знали врага в лицо и не смели посягнуть на здешние богатства, подчиняясь условиям договора. Теперь договор нарушен, и мы вправе брать что пожелаем. Да, нас лишили полководцев, но учитывая их «заслуги», потеря невелика. Вы наверняка думаете: верно, но разве армии Ариейя и Тиссаферна не окружили нас со всех сторон? Отвечу: а разве нас не окружали прежде? Да и кого бояться? Тиссаферна, чье войско мы обратили в бегство? Или Ариейя, который сам позорно покинул боле брани? Как ни прискорбна трагическая смерть Клеарха и прочих, давайте сбросим слепящую пелену страха и поймем наконец, что вероломство Тиссаферна обернулось нам на пользу, а не наоборот.

Греки воспрянули духом. Тем же вечером избрали новых начальников: троянец Тимасий сменил Клеарха, Ксантикл-ахеец — Сократа, Клеанор-аркадец — Агия, Филесий-ахеец — Менона, а Ксенофонт-афинянин — Проксена. После назначили новых лохагов. В их числе оказался «Александр-лакедемонянин».

Узнав от глашатая весть, Алек ушам своим не поверил. Каково же было его изумление, когда Ксенофонт вызвал новоиспеченного лохага в палатку и назначил своим помощником. Изумление уступило место восторгу: как помощник он сможет хронолизировать будущего автора «Анабасиса» двадцать четыре часа в сутки.

— Но почему, Ксенофонт? — вырвалось у него. — Почему из стольких достойных кандидатов ты выбрал именно меня, обычного пельтаста?

Ксенофонт, величественный в новом воинском наряде, ждавшем своего часа с самых Афин, тонко улыбнулся.

— По той же причине, что я назначил тебя лохагом. Ты умеешь думать и доказал это еще в Ситтаке. Увы, немногим стратегам дана способность мыслить. Хотя сами они считают иначе, но на деле лишь подгоняют факты под собственные ожидания. Мне же требуется соратник, способный отличить копье с наконечником от крюка. Жду тебя на рассвете.

Поблагодарив, Алек направился к палатке, которую делил с Пасием, но по дороге услышал тихий щелчок — третий картридж закончился. Убедившись, что поблизости никого, он поменял пленку. Футляр пополнился очередной порцией материала для древнезрелища Y-709 под условным названием «Поход десяти тысяч».

У входа в палатку Алек замешкался — лохагу не пристало делить кров с простым пельтастом. Впрочем, плевать. Со шлемом подмышкой он раздвинул полог, вытянулся рядом с аркадцем, и закрыл глаза.

Казалось бы, теперь, когда Сарайи обрела дом, можно спать спокойно. Но не тут-то было. Стоило задремать, как смутная фигура подкрадывалась к задней двери подсознания и принималась жать на звонок, а после убегала, не дожидаясь, пока ей откроют. Так продолжалось всю ночь. Под звуки утреннего горна таинственный мучитель сгинул, оставив Алека теряться в догадках.

На рассвете Ксенофонт созвал всех стратегов и повелел сжечь палатки и обозы, дабы отступать налегке. Войску приказали построиться в каре, а нестроевых и скот поместить под защиту в центр. В трех днях пути к северу, пояснил Ксенофонт, есть богатая деревня Диесса, где можно разжиться продовольствием.

После переправы через Запат конница и лучники Митридата атаковали греческую армию с тыла. Лишенный кавалерии Ксенофонт не сумел отразить удар, но вечером пополнил арьергард полусотней всадников и пращников, чтобы утром отплатить Митридату его же монетой, вынудив отступить.

Вскоре наемники достигли восточного берега Тигра. У стен заброшенного города Меспила Тиссаферн предпринял очередную атаку, но меткостью греческих пращников был обращен в бегство. В Диессе войска запаслись продовольствием и продолжили путь. На пятый день Тиссаферн настиг их среди холмов. Схватка перетекла на равнину и продолжалась до самых Кордуенских гор. Тиссаферн засел на вершине в расчете, что оттесняемые рекой греки непременно пройдут мимо. Однако Ксенофонт разгадал хитрость и занял пик над врагом, после чего тот, как водится, бежал.

Горы по правую руку стремительно нарастали, все ближе подступая к реке; мало-помалу греки оказались в тупике, отрезанные с одной стороны глубокими водами, а с другой — неприступными хребтами. Предвидя это, Тиссаферн предпринял новую атаку, но чрезмерная осторожность сыграла с ним злую шутку — наемники сумели прорвать оборону противника и отступить на юг. Пользуясь передышкой, они разбили лагерь посреди безлюдных деревень, чтобы отдохнуть и зализать раны.

Ксенофонт вновь созвал стратегов и обрисовал положение. К югу лежали Вавилон и Мидия, к востоку — Сузы и Экбатана, западная дорога вела к Лидии и Ионии, а северная — к Армении. Добраться до Суз и Экбатаны можно лишь сделав огромный крюк; путь в Лидию с Ионией преграждала глубокая река, перебраться через которую практически невозможно; идти в Албанию означало пересечь Корду-енские горы, населенные воинственными кардухами.

Посовещавшись, решили идти через горы и у истоков Тигра переправиться вброд. Следом принесли в жертву двух кабанов и осла. С сияющих высот Олимпа боги безучастно наблюдали за походом, не спеша явить измученным воинам свою благосклонность.

«Анабасис» гласит, что едва греки покорили первую вершину, кардухи бежали, бросив свои дома, сокрытые в ущельях и складках гор.

Однако вскоре дикий горный народ мобилизовался и атаковал наемников с тыла, в результате армия Ксенофонта понесла большие потери.

Вьючный скот тормозил поход, поэтому от половины пришлось избавиться. За узким ущельем угрожающе дыбился второй перевал. Кардухи нападали вяло, словно чего-то ждали. К вечеру поднялась буря, похолодало. Ночью хлынул дождь и лил без остановки, вымочив греков насквозь.

На заре отряды продолжили наступление. Дождь не прекращался. Кардухи с удвоенной силой ударили по арьергарду, ранив и убив множество солдат. В сумерках люди Ксенофонта привели двух пленных кардухов. Стратеги допросили их порознь. Первого спросили, знает ли тот другой маршрут через горы. Услышав «нет», стратеги обезглавили его на глазах у товарища. Когда второму задали тот же вопрос, он ответил:

— Знаю, и с радостью укажу вам дорогу. Но на пути имеется вершина, пройти мимо которой невозможно, если кто-то возьмет ее наперед. Я отведу вас туда. С удовольствием.

Выступили на рассвете и вскоре достигли пресловутой вершины, похожей на исполинскую картофелину — как будто великан-фермер выкопал ее до половины и оставил гнить на солнце. Близился полдень, дождь не утихал. Когда Ксенофонт кинул клич, Алек вызвался первым, чем снискал неудовольствие афинянина. Оглядев шеренгу добровольцев, Алек мысленно чертыхнулся — в стремлении захроно-лизировать грядущую битву он совсем забыл про Дуриса.