Андрей Булычев - Ваше Благородие

– В общем, придешь, Егоров, как турки сдадутся, – буркнул усталый от недосыпа немец, и Лёшка, как и было ему сказано, «пошёл воевать турку».

Теперь же вокруг было спокойно, и душа прапорщика требовала определённости.

Оставался ещё для проверки самый дальний пост, где сейчас стояла в секрете тройка Тимофея, и Лёшка, не спеша, шёл к нему, беседуя с Живаном. Серб уже совсем неплохо разговаривал по-русски, да и ранее его легко можно было понять. Очень близки между собой были родственные по своей сути русский и сербские языки, так же, впрочем, как и сама культура и единая православная вера этих братских народов.

Разговор опять зашёл на тему пан славянизма и о формировании единой великой страны под знаменем Российской империи. Последним препонам для этого, по словам Милорадовича, была дряхлеющая оттоманская Порта.

– Нашим армиям достаточно ударить посильнее, и её ослабевшие войска откатятся к проливам, а там и весь край, населённый южными славянами, поднимется на священную борьбу. Сербы, болгары, македонцы, словенцы, хорваты – все разом поднимут знамя войны против турок. Кроме славян их ещё поддержат и греки с валахами, да и со всеми другими народами заодно, проживающими на Балканах, – взволнованно доказывал ему егерь. – А там уже и западные славяне: чехи, поляки и словаки подтянутся, увидев такую силу и вспомнив про нашу родственную кровь.

– Эх, Живан, Живан, чистая твоя душа, – покачал головой Алексей. – Да кто этому осуществиться-то даст? Тут вон только мы голову подняли, и против нас весь запад начал козни строить. В Стамбуле несколько полков нового порядка под присмотром французских офицеров-советников формируются, артиллерийские и ружейные мастерские строятся, и это ещё Австро-Венгрия активно нам палки не начала пока что вставлять. Поляки, так и вообще себя частью славянского мира не чувствуют, им ближе веяния запада, а мы им извечные враги и соперники. По чехам пока ничего не скажу. Да и османы ещё не настолько ослабли, чтобы им легко сдать свои позиции. Век, а то и полтора, с ними точно ещё пободаться придётся, освобождая все братские балканские народы из-под их многовекового гнёта.

– Короче, нам с тобой, Живан, и нашим детям и даже внукам и правнукам точно тут придётся не раз ещё эту грязь месить, – и он кивнул на порядком раскисшую землю.

– Эх, Алексей Петро-ович, ну нельзя же быть настолько пессимистичным, – покачал сокрушённо головой серб и, посмотрев в сторону камышей, вдруг дёрнул командира за руку.

Там, на расстоянии шагов в триста-четыреста колыхалась стена из растений, и, наблюдая с возвышенного берега, можно было видеть в ней порой мелькание чьих-то головных уборов. Учитывая саму высоту зарослей, это могли быть только всадники, и шли они со стороны только что недавно взятой крепости.

Лёшка сдёрнул со спины штуцер и прицелившись выстрелил в того, кто был открыт более чем все остальные.

– Огонь всем! Турки прорываются протокой!

Грохнул штуцер Живана, разрядили в далёкую для них цель свои фузеи Милош с Петаром. Со стороны камышей раздался истошный вой. Стена из растений буквально вспучилась от рванувших с ускорением всадников. На прорыв шло большое конное подразделение, и остановить его здесь было некому. Основные силы русских стояли сейчас у крепости и готовились там принять капитуляцию, а те небольшие конные разъезды, что сновали в этой местности, были уже не в счёт. Загороди они собой дорогу и их бы попросту смело этой турецкой кавалерией напрочь.

Всё это Лёшка прекрасно понимал, но, когда он увидел, как первые всадники взбираются по косогору на берег, а среди них мелькают люди в чёрных кафтанах и в таких знакомых серых шапках из волчьих шкур, всю его логику и осторожность просто выбило из рассудка.

– Это «волки»! Егеря, к бою! – и он судорожно добил новую пулю в ствол.

Пять сотен отборной кавалерии сипахов с двумя сотнями беслы не пожелали сдаваться врагу и, воспользовавшись сильными дымами от пожарищ, проскочили в неглубокую западную протоку, отделяющую остров с замком от другого соседнего острова, сплошь заросшего камышом. А уже с него они нырнули в другой, более узкий рукав и уже после того заросшими плавнями прошли за русский фланг.

Войска Олица уже праздновали победу, и им было не до контроля за этой протяжённой камышовой стороной. Всё должно было получиться у кавалеристов, осталось только выбраться из камыша за тыловыми порядками и затем уйти на запад. А там обязательно найдётся место, где переплыть Дунай будет гораздо проще, и тогда они уже будут у своих. Ведь весь противоположный правый берег реки был сейчас в руках у турок.

«Бах! Бах! Бах!» – частили выстрелы фузейщиков, ведших огонь с убойных ста пятидесяти шагов. «Бах! Бах!» – хлопали редкие выстрелы штуцеров, выбивая цели на выбор. С другой стороны от поста Тимофея тоже хлопнули первые выстрелы. Ещё минут пять и сюда подтянется вся егерская команда. Но было поздно, турецкая кавалерия, выскочив на берег, уходила вдаль. Вдруг с её правого фланга отделился десяток всадников в серых меховых шапках и, рассыпаясь с разворотом в цепь, начал заходить на тройку Живана.

Полусотник узнал в этих четырёх фигурках своих давних врагов из леса и понял, что теперь-то он сможет рассчитаться за погибший там десяток своих людей. Вот они эти зелёные шайтаны, они сбросили свои серые и грязные тряпки, в каких были только недавно, а сейчас стояли в суконных шинелях. Скоро он порубает их всех! И полусотник издал гортанный крик, закручивая саблю.

«Бах, бах, бах, бах!» – четыре ствола выплюнули свинцовую смерть навстречу беслы. И к маленькому ощетинившему штыками каре егерей подлетело уже теперь только шестеро «волков». Лёшка отбил первый удар сабли штыком, принял на ствол второй, выбивший аж сноп искр из его стали, затем третий. На! И он вогнал штык штуцера в ногу ближайшего кавалериста, пробивая её насквозь и вонзая остриё ещё глубже в лошадиный бок. Жеребец вздыбился и, заваливаясь, подмял под себя седока. А по левому плечу взрезая кожу, вскользь ударил первый сабельный удар. Лешка выхватил пистолет и разрядил его прямо в лицо всадника.

– Аа! – проорал окровавленный Живан и вогнал штык в бок ещё одному кавалеристу.

Этих шайтанов было не просто так взять, они не хотели бежать как испуганные пехотинцы и отчаянно сопротивлялись. Всадники мешали друг другу, крутясь перед штыками, и осыпали русских ударами сабель. Вот командир этих шайтанов завалил одного джигита, вогнав ему и его коню штык по самое основание, а затем застрелил другого из пистолета. Крутанувшийся полусотник резко рубанул по голове соседнего с ним егеря и сиганул сверху прямо на русского офицера. Он бы его убил, но как хотелось привезти этого страшного шайтана живым и уже потом, при всех соплеменниках содрать с него лично кожу. Тогда ему точно забудут потерю людей, и он смело сможет смотреть в глаза старейшинам в своих родных горах.