Александр Михайловский - Война за Проливы. Решающий удар [СИ litres]

Примерно в те же дни, через какое-то время после падения Парижа, Клемансо и его присные стали ощущать, что у них отказывает система управления. Власти на местах все менее охотно подчинялись правительству, которое еще до войны твердило о необходимости силой оружия отобрать Эльзас и Лотарингию, а потом само сподобилось объявить немцам войну, запутавшись в весьма грязном деле с убийством императора Франца Фердинанда. Но больше всего французов раздражало то, что, бездарно продув все, что было возможно, правительство, президент и многие, многие другие без оглядки бежали от ответственности, бросив Париж и сражающуюся армию на произвол судьбы. Сначала ответы на запросы и распоряжения становились все более формальными и приходили с запозданием, потом вдруг в определенный момент Клемансо понял, что его власть простирается не дальше, чем на сто километров от Бордо. Это значило, что де-факто Третья республика уже прекратила свое существование.

Дальше началось то, что позже назовут эшелонной войной. Германские войска, на первых порах продвигавшиеся вперед пешим порядком, почуяв перед собой оперативную пустоту, вскочили на брошенные бежавшими французами паровозы, после чего их авангарды стали распространяться на юг со скоростью степного пожара. Паровоз, пара вагонов, рота стрелков при паре пулеметов – и вперед, только дым из трубы вихрится позади. Призванные в армию французские резервисты, неорганизованные и плохо вооруженные, благоразумно убираются с пути этого подступающего прилива, а потом расходятся по домам, попутно прихватив с собой револьвер образца девяносто второго года, пистолет Браунинга, винтовку Лебеля или даже пулемет Гочкиса, Пюто или Сент-Этьена. Впрочем, пулеметов во французской армии, планировавшей только безудержное наступление, было мало, и поступали они по большей части для вооружения крепостей. А как же иначе, если сам пулемет (в зависимости от модели) весит двадцать-двадцать пять килограмм, и примерно столько же тянет его станок. Но это все мелочи: обычному деревенскому увальню тяжелый и неудобный пулемет как бы ни к чему, а вот пистолет, револьвер или даже винтовка – вещь в хозяйстве нужна и полезная. До движения сопротивления и стрельбы в оккупантов из-за угла дело еще не дошло, но сам факт того, что дезертиры прихватывают с собой оружие, должен был насторожить германское командование.

Но пока германские авангарды мчат вперед, не встречая сопротивления (а французская железнодорожная сеть – одна из самых развитых в мире, поэтому во Франции нет такого уголка, куда нельзя было бы приехать на поезде). Ле-Ман, Тур, Пуатье, Ангулем… и вот дошло дело и до Бордо. Рано утром тридцатого числа коротенький состав, облепленный германскими бородатыми шютце в пикельхелмах как бродячая барбоска блохами, прибыл на станцию Боссан, расположенную на другом берегу Гаронны прямо напротив Бордо. Неизбежность, от которой бежали французские правители, наконец догнала их и предъявила свои верительные грамоты в виде острых солдатских штыков. Уже к полудню на станции, расположенные на правом берегу Гаронны, поезда с немецкими солдатами стали прибывали один за другим.

Воинские части местного французского гарнизона, еще оставшиеся верными практически почившей в бозе Третьей республике, возвели баррикаду поперек моста Наполеона и развинтили пути на железнодорожном мосту, между делом соорудив нечто вроде блокгауза из шпал. И на этом все. Никто не собирался ни взрывать, ни каким-то еще образом портить эти архитектурные сооружения только ради того, чтобы еще на пару дней продлить существование правительства Клемансо. Сбежав из Парижа, причем дважды за самое короткое время, оно само вынесло себе приговор, имя которому – презрение. Уже не за горами был момент, когда и эти солдаты откажутся повиноваться демократически избранным вождям.

И вот уже под вечер прибыл штабной поезд генерала от инфантерии Александра фон Клука. Как и большинство генералов этой формации, он начинал свою офицерскую службу во времена австро-прусской и франко-прусской войн, и нынешние события виделись ему достойным продолжением тех славных денечков. Он всемерно одобрял то, что Австрия теперь наконец-то присоединена к Германии, а Франция опять побеждена и вынуждена униженно просить пощады у германского кайзера. Его расстраивал лишь тот факт, что Париж довелось брать не его армии, поэтому захват в плен французского правительства выглядел фактором, достойно компенсирующим это досадное обстоятельство. Не заморачиваясь ни на минуту, генерал послал на мост Наполеона парламентера под белым флагом с простым и ясным посланием: «сдавайтесь на милость победителя или приготовьтесь умереть».

Несколько сотен французских солдат, среди которых две трети составляли местные резервисты старших возрастов, против полнокровной германской пехотной дивизии, развертывающейся на противоположном берегу, выглядели весьма неубедительно. Клемансо хотел уже было, как говорится, «перейти на нелегальное положение», но его буквально силой вытолкали на переговоры с германцами. Сумел кашу заварить – теперь хлебай ее полной ложкой, только не подавись. Вместе с Клемансо на переговорах о капитуляции на мосту Наполеона присутствовали и некоторые министры его правительства: Стефан Пишон, Жозеф Кайо, Мари-Жорж Пикар, Аристид Бриан и Луи Барту. Остальные министры как-то потерялись по дороге, что неудивительно в той суматохе, что сопровождала великую европейскую мебельную перестановку, а президент Арман Фальер еще в самом начале войны делегировал все свои властные полномочия премьеру Клемансо: мол, вы хотели этой войны, Жорж – вам ее и расхлебывать. Этот безобидный человек был принципиальным противником войны, и уж тем более никоим образом не был замешан в убийстве австрийского императора Франца Фердинанда.

С противоположной стороны навстречу нестройной толпе штатских вышел сам генерал от инфантерии Александр фон Клук – во всем блеске германского генеральского парадного мундира, два его адъютанта, а также по одному офицеру в русской и британской военной форме. И хоть Британия формально еще не входила в Континентальный Альянс, нарушение Францией Вечного Бельгийского нейтралитета дало право королю Эдуарду и его верному клеврету адмиралу Фишеру поставить телегу впереди лошади. Для полного комплекта не хватало только представителей Японии, Бельгии, Сербии и Болгарии; но бельгийский король из-за суеты последних недель нужным человеком просто не озаботился, а остальным участникам Континентального Альянса события на юге Франции были плоскопараллельны.

– Ну, вот мы и встретились, господа, – сказал генерал Клук, когда делегации сошлись на середине моста, – не стоило вам так старательно убегать от нашей армии, чтобы все равно быть настигнутыми здесь и захваченными в плен. И хоть все вы без исключения достойны расстрела на месте, мой добрый кайзер при условии безоговорочной капитуляции обещает вам жизнь – но только до той поры, пока в силу не вступит законный приговор международного трибунала, приговаривающий вас к смертной казни по обвинению в разжигании войны и пособничестве цареубийству.