Александр Пономарёв - Основной компонент [litres]

Кто-то встряхнул меня за плечи, и я услышал встревоженный голос Марики:

– Что с ним? Он ранен?

– Да ничего с ним не случилось, – пробасил в ответ морячок и сказал с нескрываемой иронией: – Товарищ полковник в шоке. Ты лучше, вон, фрица пожалей, вишь, как начальство его уделало.

К тому моменту я немного оклемался, круги перед глазами исчезли. В нос шибанул тошнотворный запах смерти, горящей резины и чего-то еще не очень приятного. Я посмотрел на руки. Они были липкими и красными. Память сразу вернулась ко мне. Вспышками стробоскопа замелькали события недавнего прошлого. Я внутренне собрался и глянул на убитого немца, но при виде жуткой каши вместо лица не сдержался и со звериным рыком блеванул под ноги Марике. Она негромко вскрикнула, отпрыгивая в сторону.

Я еще отплевывался и вытирал губы рукавом, а морячок уже подсел сбоку и с участливым видом спросил:

– Что, товарищ начальник, первый раз?

Я кивнул, жадно хватая ртом воздух, словно только что вынырнул со дна глубокой реки.

– Ничего. Я, когда первого завалил, два дня есть не мог. Стоило запах еды учуять – сразу полоскало. Потом нормально – пообвык. И у вас пройдет. Будете фрицев, как орешки, щелкать. А вот с девушкой зря вы так. Она беспокоилась о вас, переживала, а вы ей здрасте-пожалуйста.

– Все сказал? – прохрипел я и так глянул на матроса, что тому сразу стало не до шуток. – Тогда заткнись, без тебя тошно!

Время не прошло для меня даром. Я окончательно пришел в себя и с первой попытки встал на ноги. Хотел извиниться перед Марикой, но ее звонкий голосок журчал уже в конце колонны. Рядом с хмурым видом переминался с ноги на ногу Алексей. До парня дошло, что он позволил себе лишнего.

– Ладно, проехали. Я не сдержался, ты сболтнул не подумав. Бывает. Пошли, посмотрим на пополнение, что ли?

Я подобрал закатившуюся за колесо «опеля» фуражку, нацепил на голову, потом вытер лицо и руки снегом из канавки на склоне и глянул на лежащий неподалеку автомат. От стойки прицела до стопора затворной коробки наискось шла глубокая борозда. На всякий случай я взял в руки «шмайссер», подергал затвор, в глубине души надеясь на чудо. Надежды не оправдались. Я, без сожалений, швырнул оружейный хлам на дорогу и поковылял за матросом.

Освобожденные пленники сиротливо жались у последней машины. Ветер трепал их полосатые робы, и я даже отсюда видел, как бедняги трясутся от холода. С недавними узниками о чем-то говорила Марика. Янек и еще несколько партизан стояли рядом, внимательно следя за новобранцами.

Я понимал, что силой такой укрепленный объект, как фабрика, нам ни за что не взять, и надеялся на военную хитрость и внезапное нападение. Довольно призрачные преимущества, но и они могли растаять как дым, если бы кто-то из освобожденных нами пленников сбежал. Добраться отсюда до фабрики не так и сложно: всего несколько часов быстрого шага – и ты у цели. Я не сомневался, что среди узников найдутся желающие купить если не свободу, то вполне сносную жизнь в заключении, а потому велел не спускать с них глаз до начала атаки. Там уже война расставит все по местам. Кто в тебя стреляет – тот и враг. К противникам не побежишь с белым флагом в руках: не они, так свои пристрелят. С предателями у всех разговор короткий.

Я подошел к цыгану, спросил вполголоса:

– Сколько их?

– Пятьдесят. Из них двое тяжелораненых и два трупа, – так же тихо ответил он.

– Итого сорок шесть. Неплохо. – Я пожевал губами, обдумывая возникшую мысль, потрогал выбитые пулей щепки, иглами дикобраза торчащие из досок кузова. – Как думаешь, машины в порядке?

– А что с ними будет? Двигатели вроде целы, кое-где тенты продырявило, так это не проблема.

– Понятно. Ты, это, возьми с собой кого-нибудь, сходите в пещеру за тушенкой для пополнения и оружием. На все полчаса. Давай мигом.

Янек кивнул, хлопнул прибалта по плечу, позвал с собой еще одного партизана и побежал к склону горы.

Я направился к столпившимся вокруг девушки арестантам, протиснулся сквозь плотные ряды, встал рядом с Марикой и громко сказал:

– Товарищи! Сегодня для вас счастливый день. Запомните его на всю жизнь, не важно короткую или длинную, – это второй день вашего рождения. Мы спасли вас от кошмарной участи стать лабораторными крысами. На вас собирались проводить исследования, испытывать новые вакцины, хотели мучить бесконечными опытами и, в итоге, зарезать на операционном столе.

Я посмотрел на худых людей в одинаковых тюремных робах и полосатых шапочках. На груди пленников виднелись нашивки с восьмизначным номером и повернутым вершиной вниз треугольником. Треугольники отличались по цвету и буквам внутри. Несколько человек вместо треугольника носили желтую звезду Давида. На изможденных лицах читалась решимость и желание отомстить. Глаза горели ненавистью, только у двух или трех они были тусклыми и лишенными жизни.

– Мы спасли вас для того, чтобы прекратить бесчеловечные эксперименты. Здесь недалеко находится фабрика смерти, где уже загубили десятки жизней. Ее надо разрушить сейчас, иначе потом будет поздно. Вместо вас привезут еще тысячи несчастных пленников. Их кровь будет и на ваших руках, если вы нам не поможете.

По моему сигналу трое партизан щелкнули затворами автоматов.

– Мы не звери, но другого выхода у нас нет. Тот, кто с нами не пойдет, навсегда останется здесь. – Я снова окинул взглядом узников. В их настрое ничего не изменилось, только один как-то странно забегал глазами и поспешил отвести их в сторону, когда я взглянул на него. – Сейчас каждому выдадут по банке тушенки. – Толпа радостно загудела. Я подождал несколько секунд, давая недавним пленникам прочувствовать глубину момента, и закончил: – Оружие получите непосредственно перед началом штурма. Вопросы есть?

– Нет! – вразнобой крикнули из толпы.

– Вот и отлично. Всем разойтись по машинам. На вас из одежды только дерюга, а в грузовиках хотя бы не так ветрено.

Новобранцы, толкаясь и шумно гомоня, побежали к «опелям». Скоро на горной дороге осталась только кучка партизан и я.

Мы стащили в одно место трупы, раздели их и сбросили в пропасть. Мои помощники быстро переоделись в трофейную форму. Я отошел на пару шагов, критически осмотрел новоявленных наци. Что-то в них было не так, какая-то деталь резала глаз, но я никак не мог понять, в чем дело.

Я сделал еще шаг назад, склонил голову набок и вцепился пальцами в подбородок. Точно! Как это сразу до меня не дошло? В прошлой жизни мне довелось много военной кинохроники и фотографий пересмотреть, так вот там все немцы были бритые, а у моих парней лица заросли брутальной щетиной. Ладно, обмануть охрану и так сойдет, а там заварушка начнется и пофиг всем будет, бородач ты или у тебя подбородок лысый как яйцо.