Александр Пономарёв - Основной компонент [litres]

Ровный рокот мотора способствовал анализу непростой ситуации. В основе моего плана лежал артефакт, вернее, его свойства. Я хотел уничтожить обломок камня, а потом вплотную заняться запасами вакцины на фабрике, но Шпеер меня опередил и спутал все карты.

Бог с ним, со Шпеером. В Германии, как и во всем мире, завистников хватает. Проблема в том, как он проник в дом? Неужели благоверная Валленштайна неожиданно вступила в игру? Может, она догадалась, что я не ее муж? Возможно. Тогда, выходит, Сванхильда и Макс действуют заодно. Интересно, что их объединило?

Я вспомнил первую встречу с оберфюрером и разговор после стычки с подвыпившими франтами. Тогда он с ненавистью высказался о богатых прожигателях жизни. Несомненно, с его точки зрения, Валленштайн тоже относился к этой категории: титул, деньги, положение в обществе, Гитлер не обделяет вниманием, если не сказать больше.

По сравнению со Шпеером Валленштайн просто счастливчик, баловень фортуны! Оберфюрер происходил почти из низов: мать прачка, отец слесарь на ремонтно-механическом заводе. Типичный представитель пролетариата, человек, который сделал себя сам.

Как он должен относиться к тому, кто в силу рождения и путем удачной женитьбы получил больше возможностей и обошел его в борьбе за благосклонность фюрера? Правильно! Ненавидеть и страстно желать мести.

Ну ладно, мотив оберфюрера ясен как белый день: деньги, власть и все такое. А что Сванхильда? Какой прок ей выступать против мужа? Может, она решила, что он женился на ней из-за денег? Так большинство великосветских браков на этом основаны.

Измена? Тоже не вариант. Валленштайн был помешан на работе и все время пропадал в лаборатории. Стоп! А почему я думаю об измене в этом ключе? А если это барон рогоносец, а третий в треугольнике – Шпеер?

Тогда все логично! Эти двое объединились, чтобы испортить жизнь Валленштайну, а теперь и мне. Сванхильда крадет главный ингредиент в производстве оборотней и громит лабораторию. Шпеер уничтожает документацию. Бедняга барон не справляется с заданием фюрера, отправляется в застенки папаши Мюллера, и – вуаля! – счастливые любовники падают друг другу в объятия.

Я врезал руками по рулю. Этот вариант событий не входил в мои планы. Не потому, что мне жалко Валленштайна, он та еще сволочь и должен получить по заслугам. Просто я хотел уничтожить артефакт, а вместе с ним и всю наработанную на фабрике вакцину, а эта су… мымра все испортила. Где мне теперь его искать?

Размышления неожиданным образом прервались в городке на границе Тюрингии и Баварии. Я остановился у перекрестка, со всех сторон зажатого фахверковыми домами. Выкрашенные в коричневый цвет перекрещенные балки каркаса отчетливо выделялись на фоне белых стен. Высокие крыши с мансардными окнами придавали зданиям игрушечный вид.

Эсэсман в зимнем камуфляже и белой каске стоял ко мне спиной. В поднятой руке трепетал на ветру красный флажок. Справа от солдата в коляске мотоцикла мерз пулеметчик. Он сидел, вцепившись в рукоятку МГ-42, и вертел головой по сторонам, провожая взглядом грохочущую гусеницами по брусчатке колонну тяжелых танков. Прямоугольный корпус, шахматное расположение катков, плоская, чуть скошенная вперед башня и длинный ствол пушки без труда выдавали в них хищников войны. «Тигры» своим ходом добирались с завода до ближайшей железнодорожной станции.

Столпившиеся на тротуарах зеваки радостно кричали торчащим из люков танкистам, мужчины махали шляпами, мальчишки провожали колонну восторженными взглядами и что-то оживленно обсуждали, тыча пальцем в бронированные махины. Женщины и девушки посылали воздушные поцелуи, одни вытирали слезы умиления, другие – те, что помоложе, – с веселым визгом подскакивали на месте, игриво помахивая ручкой.

Ревя мощным мотором, последний танк скрылся за углом высокого дома с остроконечной крышей. Эсэсман скрутил флажок, сунул за пояс, похлопал руками в трехпалых рукавицах.

Схватив мотоцикл за «рога», топнул по рычагу. Труба глушителя с треском выплюнула сизые кольца. Мотоциклист покрутил рукоятку газа, добавляя трескучего грохота и дыма, оседлал железного коня. «Цундап» взревел мотором, выплюнув белую струю из глушителя, и помчался догонять колонну, царапая шипами колес брусчатку.

Я дождался, когда мотоцикл скроется за поворотом, включил передачу и, под ровный шум двигателя, вернулся к прежним думам.

Городок давно остался позади, «опель» шуршал шинами по автобану, все ближе подбираясь к темневшим на горизонте предгорьям Альп, а я по-прежнему терялся в догадках: что могло сблизить Макса и Сванхильду. Любовная версия выглядела логично, но казалась не совсем убедительной: слишком уж это просто, банально и… пошло, в конце концов.

А может, я все это выдумал, и они друг с другом никак не связаны? Ага! А за каким тогда баронесса стащила артефакт из лаборатории? Перед подружками похвастаться?

Я скрипнул зубами от злости и так сильно сжал руки на руле, что захрустели костяшки пальцев. Эта коза австрийская весь расклад мне испортила. Я-то надеялся уничтожить артефакт вместе с фабрикой и вернуться домой, а теперь возвращение откладывается!

А насколько оно, кстати, откладывается? И почему я решил, что, разрушив производство вервольфов, вернусь обратно? Я что, видел какую-то бумагу, где это написано? Может, я навсегда здесь застрял, тогда тем более надо жить и действовать по совести. А что она мне подсказывает? Правильно! Спасти невинных людей и взорвать эту проклятую фабрику.

Шоссе все выше карабкалось в горы. В двадцати километрах отсюда начинался опасный серпантин, но меня интересовала неприметная дорога, обнаруженная мной во время прогулок с Марикой. Она была достаточно широкой, чтобы по ней без проблем мог проехать автомобиль. Не знаю, как насчет грузовика, но «опель» чувствовал себя на ней превосходно.

В этом месте не было снега, ветер сдувал его, и под колесами хрустел гравий. Стоило добавить газу, камни вылетали, как из пращи, и дробно били по днищу и колесным аркам. В такие мгновения казалось, что это рассерженные гномы каким-то чудом зацепились за кузов и злобно лупят по нему тяжелыми молотками. Машину сильно потряхивало на разбросанных всюду глубоких рытвинах. Каждый раз, когда передние колеса попадали в ямки, руль вырывался из рук и автомобиль норовил прыгнуть в сторону, как строптивый жеребец, но я держал его в узде.

А вот и знакомый выступ скалы в виде носа знаменитого «Арго». Впечатление усиливалось наползающими с боков горными складками, похожими на окаменелые волны, да и снег в ложбинках напоминал клочья морской пены.

Я завернул за естественную ширму, развернулся на маленьком пятачке и заглушил двигатель. Выступ прекрасно закрывал от посторонних глаз как «опель», так и узкую тропинку, убегающую змеей в расселину среди скал. Я стал карабкаться по ней с ловкостью муфлона. Сквозь заунывный свист ветра то и дело доносился протяжный клич беркута. Гордая птица широко распластала крылья и парила в восходящих потоках воздуха, зорко высматривая добычу среди камней.