Александр Пономарёв - Основной компонент [litres]

Вернувшись к Марике, отдал ей найденное оружие, половину запасных магазинов, часть гранат и велел идти рядом, внимательно глядя по сторонам.

Мертвый город производил неприятное впечатление. Откуда-то доносился скрип, словно кто-то качался на ржавых качелях. В подворотнях завывал ветер, хлопал незапертыми дверями. Шуршал мусор, перекатываясь по брусчатке.

– У тебя есть план? – прошептала Марика, когда мы прошли квартал. Она четко выполняла мои инструкции: зорко всматривалась в окна домов, вглядывалась в темноту подъездов, настороженно прислушивалась к шорохам.

– Есть. Найти машину и добраться до Берлина, – ответил я, крутя головой по сторонам. Мне все время мерещилось, что за нами наблюдают.

– А потом?

– Не знаю. Я так далеко в будущее не заглядывал. Нам бы живыми отсюда выбраться, а там видно будет. Знаешь, кого превратили в оборотня? – неожиданно спросил я.

Марика помотала головой.

– Лёшку-моряка. Когда вервольф трансформировался обратно, я заметил буквы на руке и обо всем догадался… – Я замер, схватив девушку за руку. – Погоди! Я же взорвал цистерны с вакциной. Как тогда из него сделали оборотня?

Марика сердито шлепнула меня по ладони:

– Саня, мне больно!

Я посмотрел на нее, на покрасневшую от холода и шлепка ладонь, снова глянул на Марику. Мозг лихорадочно решал другую проблему, и я не сразу понял, чего ей от меня надо.

– Мне больно, – повторила Марика, снова шлепнув мою руку, и опустила глаза.

Я проследил за ее взглядом и разжал пальцы, смущенно бормоча:

– Извини, не хотел.

Мы двинулись дальше, соблюдая предосторожность. Мысли о трансформации моряка в оборотня не давали покоя. Я пытался найти ответ, но кусочки мозаики никак не хотели складываться в целую картину. Получалось, что я уничтожил на фабрике не всю вакцину, но этого просто не могло быть. К тому же Кригер хвастался, что его усовершенствованным вервольфам после гибели не возвращается человеческий облик. Выходит, матроса превратили в монстра с помощью украденной из лаборатории Валленштайна вакцины.

Мороз постепенно крепчал. Я подул на замерзшие руки, растер лицо и уши. Марика сделала то же самое, и теперь ее щеки пылали румянцем, а кончики ушей краснели в просветах между спутанными волосами.

– Знаешь, какая во всей этой истории приятная новость? – спросил я, целясь в окно на втором этаже. Мне показалось, там промелькнула чья-то тень. Спустя секунду на подоконник запрыгнула кошка, и я опустил автомат на уровень груди.

– Нет, – помотала головой Марика.

– Вервольфы Кригера до сих пор находятся в анабиозе или погибли в результате диверсии. Понимаешь, что это значит?

Она опять помотала головой, обходя стороной большую кучу разбитого стекла и черепицы.

– Это значит, что кроме доктора никто не знает, как сделать монстров долгоживущими и практически неуязвимыми – это раз. И очень скоро, кроме покойников и нас, в этом городе никого не останется – это два.

– С чего ты взял? – Она вскинула автомат и замерла в напряженной позе. Я тоже подобрался, заметив движение в соседнем доме. Там кто-то шевелился. Почти полминуты мы вглядывались в разбитые окна до рези в глазах, но, как оказалось, это ветер играл занавесками.

– Вервольфы вырезали все население городка и либо отправились дальше, либо остались здесь, – сказал я, когда мы снова двинулись в путь. – Поскольку срок действия вакцины ограничен, они в ближайшее время подохнут как мухи и перевоплотятся. Думаю, я так легко разделался с тем оборотнем только потому, что он уже начал отдавать концы. Иначе, – цыкнул я зубом и покачал головой, – мы бы с тобой не разговаривали.

Чем ближе мы приближались к ратуше – я вел Марику в центр Альпенбурга, надеясь разжиться там автомобилем, а еще лучше бронетранспортером, – тем больше нам попадалось разорванных и обезглавленных тел в военной и гражданской одежде. Встречались и обнаженные покойники, но очень редко. В одном из таких трупов я узнал Валдиса.

Город сильно напоминал одну большую декорацию для фильмов о зомби или смертельном вирусе, случайно вырвавшемся из пробирок сверхсекретной лаборатории. Улицы и стены домов были обильно вымазаны кровью. Приторно-сладкий запах смерти смешивался с гарью пожарищ, из многих окон к небу тянулись густые столбы черного дыма, и расплывался по улицам тошнотворным амбре.

Возле дома с детской площадкой во дворе мы наткнулись на игрушечную коляску с куклой. Рядом лежало худенькое тельце девочки в коротеньком розовом пальто и красных полусапожках. Голова малышки была неестественно вывернута, часть лица отсутствовала, из дыры в груди белыми клыками торчали обломки ребер.

Марика уткнулась лицом в мое плечо. Я услышал всхлипы, крепче прижал ее к себе и ускорил шаг, не беспокоясь, что под ногами громко заскрипело крошево из стекла, битого кирпича, штукатурки и черепицы.

Вскоре мы добрались до цели путешествия. Я оказался прав: в ратуше размещалась комендатура, возле которой стоял «хорьх» с раскрытыми дверцами и наполовину вывалившимися на дорогу трупами двух солдат и офицера. Я освободил транспорт от мертвяков, помог Марике сесть в салон, завел двигатель и направил машину к шоссе на Берлин.

Рыча мотором, «хорьх» медленно крался по улицам городка. Разогнаться мешали брошенные автомобили с продавленными крышами и выбитыми стеклами, обломки мебели, разбитая вдребезги кухонная утварь, трупы животных, людей и даже птиц. Пернатых, наверное, убило шальными пулями, вряд ли оборотни сшибали их когтями в прыжке. Хотя от монстров всего можно ожидать.

Внезапно Марика упала на заднее сиденье. Я подумал, ей стало плохо, и хотел остановиться, но она крикнула:

– Не тормози!

Долгих двадцать минут «хорьх» крутился по улочкам городка ужасов. Едва машина вырулила на шоссе, я крутанул ручку стеклоподъемника. Холодный воздух шумным потоком ворвался в открытое окно, проясняя мысли, гоня прочь неприятные воспоминания и липкий запах мертвечины.

За городом Марика немного повеселела. Я следил за ней через зеркало на лобовом стекле, с удовольствием отмечая перемены в ее лице. Чтобы отвлечь девушку от мрачных дум, я стал болтать с ней о всякой ерунде. Говорил о каких-то несущественных пустяках, вспоминал забавные случаи из той еще, волгоградской, жизни. Мои усилия не пропали даром. Печальные морщинки постепенно разгладились, зеленоватая бледность сменилась румянцем, а на щеках появились знаменитые ямочки – признак легкой улыбки.

В Берлин въехали затемно. Тяжелый бой, счастливое избавление от плена и пережитый в мертвом городе стресс не прошли даром. Я закемарил за рулем и чуть не врезался в фонарный столб. От катастрофы спас испуганный крик Марики. Открыв глаза за секунды до столкновения, я резко дернул руль влево. «Хорьх» круто вильнул в сторону и, визжа шинами, пронесся в опасной близости от чугунного светильника, напугав бродячего пса. Тот сразу прекратил метить территорию и, с трусливым воем, скрылся в темном проулке.