Александр Плетнёв - Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания [сборник litres]

Также готовили «камовых» для обеспечения противолодочной защиты подопечного.

Противокорабельных ракет крейсер уже «напробовался», со всеми последующими и сопутствующими проблемами, такими как «тушение пожаров», «борьба за живучесть». Переварили как-то.

А вот торпеда это «задница»… это почти «полная задница». Удачный удар торпеды и линкор на дно загоняет, авральному экипажу которого только и остаётся носиться по кораблю с вопросом: «где надувные жилеты, где спасательные плотики?».

Чтобы утопить или нанести фатальный урон, торпеде оптимально попасть в район больших по объёму отсеков или погребов боезапаса, с вероятностью детонации. А если обездвижить – винтомоторная группа, рулевые механизмы.

Но при нынешних (и на середину восьмидесятых) средствах поражения место попадания торпеды принципиальной роли не играет.

На «Петре» уже была пробоина, затопления, контрзатопления. Что-то даже успели заделать, откачать и продуть креновые цистерны. Это было немаловажным плюсом – воздушная среда сжалилась, сжалась, амортизировав основной удар, но всё так гладко пройти, естественно, не могло!

После того как центральный пост дивизиона живучести предоставил данные по затопленным отсекам и хоть какие-то внятные соображения по локализации или хотя бы предотвращению дальнейшей фильтрации воды, а крейсер вроде перестал тонуть и заваливаться набок, штурман в испарине выдохнул:

– По-моему, нам крупно повезло! Выводы пока ещё делать рано, но по выбросу воды при взрыве можно утверждать, что торпеда всё же взорвалась не под днищем, а у правого борта, что дало выход направлению гидроудара.

Терентьев словно изваяние на скособоченной палубе – болезненно слушал, молчал, впитывал. Слегка ныл затылок – стукнулся.

Эффект землетрясения, водотрясения, палуботрясения был знатный: падали с ног, немало приложившись, как кому повезло. Потом мостик окатило водой, хлынувшей через разбитое остекление – ушла через шпигаты. Воняло сгоревшей взрывчаткой «американки».

Вставали, отряхиваясь, отплёвываясь, промокшие до нитки, переживали за электронику, ждали коротких замыканий и глюков, но головняка и без того хватало. Полопались плафоны, вырубились некоторые системы, подсистемы, пусть на время, но так это оно… неприятно и болезненно, если всё в куче.

Пока только предполагались локальные разрушения силового набора, пробоина (или пробоины), затопление пары отсеков и креновых цистерн правого борта, но чёрт там его знает, что ещё?

Выбило электроснабжение, моргнув на секунды всеми вольфрамовыми спиральками, p-n-переходами светодиодов и жидких кристаллов, перекинув нагрузку на аккумуляторные батареи. Но ненадолго. Всё быстро удалось включить в работу. Кроме носового машинного отделения (там вообще – атас! Только от гидроудара). Да и в кормовом пока выжидали, отведя пар, стравливая через клапана, проверяя паровые магистрали на предмет целостности.

Крейсер застопорил ход – при движении движение и плотность воды давит на переборки, срывая пластыри, увеличивая фильтрацию.

У борта уже ползали водолазы, оценивая степень внешних разрушений.

Дифферент был, но он за общим проседанием корабля не замечался. А вот крен давил ещё и психологически, доводя некоторых из экипажа, особенно тех, кто находился ниже третьей палубы, до клаустрофобного срыва. Особенно когда с нижних, затопленных ярусов полезли крысы. Но этот хвостатый показатель бегства с тонущего корабля как быстро начался, так и неожиданно рассосался. И даже самые передрейфившие поняли – ещё поживём!

И действительно! Немного удалось спрямиться, но о каких-то значимых контрзатоплениях речи и не было – воды приняли столько, что мама не горюй!

– Долго мы ещё будем так враскорячку стоять?

– Водолазы ещё в воде.

Корабль замер с 20-градусным креном, тонны набранной воды осадили подъём палубы к носовой оконечности – со стороны видок был, словно крейсер пригорюнился, в прямом и переносном смысле опустив нос. Вокруг растекалось жирное пятно мазута. Если ещё добавить к этому сбитую «причёску» антенн (РЛС «Восход» на фоке) и продолжавший курить сизым ют в районе ангара, да и общую покоцанность… Удручающе!

Однако вот – подали на винты. За кормой забурлило, и «Петя» сразу ожил, мягко, словно на пробу набирая ход. Кривобоко, но как персонаж «Бременских музыкантов» – «изрядно ощипанный, но не побеждённый»!

На корме лязгнул лацпорт – вытягивали буксируемую акустическую антенну. До этого были фактически слепы – подкильная ГАС, оказавшись в самом эпицентре торпедного удара, естественно, накрылась.

Терентьев, пока стояли, латались, восстанавливались, совершенно беззащитные, реально изнывал, ожидая, что вот-вот примчит ещё один «подарочек» от субмарины. Но потом понял, что если бы смогла (подлодка), уже бы припечатала.

«А значит, мы её – суку, „водопадом“ ухайдокали!»

Оказалось, что как-то совсем незаметно ушёл «Орион». Видимо, докладывали, но выветрилось из головы. А вот подлёт очередного самолёта-разведчика уже принял. Эртээсники сразу «срисовали», что это уже не Р-З, а Р-2 «Нептун», затеяв с ним «игру», глуша его радиочастоты, забивая помехами РЛС.

После торпедной встряски и омовения забортной водой Терентьев словно припух, заторможенно воспринимая окружающее, соображая со скрипом. Наконец мыслительный процесс добавил ходу, побежал живее. Немного путали эти креновые углы – привычных линий мостика и полосы горизонта, словно мозг ещё не принял такого положения вещей, норовил в первую очередь выправить, подстроиться под эту несуразность. Это отвлекало.

Отвлекали рапорты и доклады. Потому что это было всё само собой разумеющееся: осушили погреба АК-130… командир БЧ-2 что-то бубнил об угле ВН «кортика» при стрельбе на траверс при таком крене… о раненых в носовом МО… [126] Угол ВН – угол вертикального наведения. МО – машинное отделение.

Терентьев требовал сейчас важного. Важного от Скопина. Что там ему удалось наговорить из радиорубки!

Наконец тот пришёл, пришкандыбал, приблудился, иначе и не назовёшь – по косой палубе, хватаясь за переборки, с перебинтованной головой.

– Ого. Где это тебя так?

– Спроси ещё, когда? Я же внизу был. Рядышком, а ещё когда «мир» тряхнуло, на ногах как назло оказался. Думал, голова опять лопнула, – Скопин, отдышавшись, потянулся рукой к лицу, словно смахивая пелену. – По-моему, опять повязку на глаз надевать придётся – двоится.

– Не подташнивает?

– Да не-е-е. Это не сотрясение…

– Сказал? – коротко спросил Терентьев, возвращаясь к насущному.

– Сказал.

– Удивил?

– А хрен его знает. Там такой волк сидел, которого, по-моему, ничем не удивишь.