Игорь Журавлёв - Фантазм

Егор улыбнулся этому эпизоду, всплывшему из детства, недавнего и уже такого далекого для него сейчас. Он вспомнил кое-что еще, а именно – свое стихотворение, которое он напишет десятилетия спустя. Тогда он не подумал даже, как такое может быть, как можно вспомнить будущее, просто воспринял как нечто вполне естественное и даже не удивился. А после всего произошедшего с ними в храме, вообще напрочь забыл об этом. Но сейчас строчки поплыли в голове:

Надо же, подумал Егор, я еще помню эти стихи, хотя, сколько лет прошло! И тут же словно споткнулся мысленно: сколько лет прошло? Еще нисколько не прошло! Покатав эту мысль в голове так и этак, он решил подумать об этом позже, загадок в последнее время и без того хватало. А потом и вовсе забыл.

Вот и получалось, что, с одной стороны, церковь для него была чем-то обычным, повседневной частью пейзажа, местом детских игр. Но, с другой стороны, в том храме, в который они заходили сейчас – в храме действующем, а не заброшенном, было что-то неуловимо таинственное, неведомое и, как всякая тайна, притягательное. И сейчас, после предложения Ольги зайти в церковь и промелькнувших воспоминаний детства, он почему-то подумал не о смерти и кладбище, а о некой тайне, загадке, скрывающейся за храмовыми дверями. Загадке, имя которой – вечность.

Робко поднявшись по ступеням, они остановились перед железными дверями. Было не заперто, и Егор острожное потянул. Дверь была тяжелая, но открылась неожиданно легко. Он хотел пропустить, как это положено галантным кавалерам, Ольгу вперед, но она зашипела ему в ухо: "Иди ты первый" и спряталась за его спину.

Бравируя, Егор ободряюще ей улыбнулся и вошел в нечто вроде прихожей, которая заканчивалась еще одними дверями, но уже деревянными. Эти почему-то открывались гораздо туже, но, в конце концов, они с Ольгой оказались в полутемном помещении, в котором царила тишина, мерцали редкие свечи и, кроме них двоих, не было больше никого.

Они не знали, нормально это или нет, поскольку оба впервые переступили порог храма. Однако рассчитывали все же, что здесь кто-то будет. Скорее всего, тот, кто погонит их прочь, ведь они явно не похожи на привычных в этом месте старушек.

Но вокруг была тишина, откуда-то сверху лился неяркий свет из узких длинных окошек и чуть потрескивали свечи возле одной большой и темной иконы. Постепенно их глаза привыкли к освещению, и они огляделись вокруг. Их окружали стены и колонны, и иконы, иконы – много икон. А впереди было что-то вроде целой стены из икон с большими воротами посредине, сейчас закрытыми. Но в этой стене сбоку была приоткрыта небольшая дверца. И Егора словно потянуло туда, мягко, но неумолимо – так, что противиться этому зову было совершенно невозможно. Однако он сумел преодолеть желание, и крепко взяв робеющую Ольгу за руку, подошел к той иконе, у которой горели свечи. Изображение и правда было очень темным, даже на вид старым, но приглядевшись, Егор с удивлением рассмотрел голову мужчины с трема лицами, каждое из которых словно наезжало на другое. Ольга, тоже присмотревшись, тихонько охнула:

– Что это такое?

– Троица, – спокойно ответил Егор, сам удивляясь тому, что говорит, – три Личности составляют одну неделимую Личность. Очень редкая, кстати, икона.

– Откуда ты знаешь?

Егор лишь пожал плечами, он не знал, откуда ему это известно. Наверное, подумал он, читал когда-то, потом забыл, а сейчас, вот, увидел и вспомнил. Читал он и правда, очень много, был заядлым книгоманом, пронеся эту любовь к чтению через всю жизнь.

Постояв еще немного возле этой странной иконы, они пошли дальше и постепенно приблизились к деревянной стене, сплошь состоявшей из рядов икон. Иконы были и на закрытой двери посредине стены. Кто только ни был там изображен! Но в основном бородатые мужики и женщины, закутанные в одежды с головы до ног.

– Нам туда, – вдруг сказала Ольга, указав на приоткрытую дверцу в стене из икон.

На что Егор, сам от себя не ожидая таких слов, произнес мягко, но непреклонно:

– Женщинам туда нельзя.

– Не повторяй чужие глупости, – твердым и громким голосом произнесла Ольга, – мне можно.

А Егор опять лишь мысленно пожал плечами: можно, так можно, ему-то что? Он еще раз огляделся – ни души. Посмотрел на приоткрытую дверцу, словно приглашающую внутрь и решительно направился к ней, не отпуская руку Ольги.

Войдя, они осмотрелись. Здесь было светло, из двух широких окон лилась дневная зимняя белизна. На стенах висели большие картины, яркие, в золотых рамах. Они были совсем не похожи на старинные, явный новодел. Посредине комнаты было что-то типа большой тумбы, с деревянной резьбой по бокам. Сверху тумбы, на белой скатерти стояло большое распятие, и лежала толстая книга. А по бокам были витые свечи.

Едва переступив порог, Егор моментально внутренне преобразился, сразу почувствовал себя уверенно, как будто пришел туда, где бывал очень много раз. И не просто бывал, а как бы даже и работал здесь. Нет, не работал, из тумана всплыло правильное слово – "служил". Он привычно подошел к алтарю, погладил его ладонями, провел пальцами, едва касаясь, по распятию и, открыв лежащую рядом Библию, прочитал вслух: "Дух Господень на мне: егоже ради помаза мя благовестити нищым, посла мя изцелити сокрушенныя сердцем, проповедати плененным отпущение и слепым прозрение, отпустити сокрушенныя во отраду, проповедати лето Господне приятно", и улыбнулся.

А Ольга неожиданно по памяти продекламировала то же самое по-русски: "На Мне Дух Господа, Он помазал Меня. Он послал Меня бедным возвестить Радостную Весть, пленным объявить о свободе, слепым о прозрении. Он послал Меня освободить угнетенных, возвестить, что настало время милости Господней".