Василий Панфилов - Университеты [СИ]

Летать мне нравится, а вот педагогика хоть и идёт, но – нет совершенно! Неинтересно. А надо.

Шефствуем над стажёрами вшестером, вместе с недавно присоединившимся Корнелиусом. Не сложилось у юного африканера с формированием собственно национальной авиачасти, ибо…

«– … слишком молод, сопляк! Борода ещё не выросла, люди поумнее тебя имеются!»

Обида на бородатых «поумнее» у него нешуточная, и не будь Корнелиус африканером, с их религиозностью и родственными связями, можно было бы интересно сыграть в интригу. Может быть, потом… мягко этак подведём к нужным мыслям.

Скандал удалось приглушить, сделав хорошую мину при плохой игре, и Корнелиус Борст числится в командировке, набираясь опыта и возраста. Ну и вторая часть легенды, это якобы он сам рвался в Париж, учиться живописи. Не выпхнули старые бородачи, а сам! Потому что «молод, глуп…» и далее по списку.

Похоже, африканерской пилотской школе в ближайшие год-два сложиться не сужден, и всё идёт к тому, что пилоты ЮАС будут обучаться в Ле-Бурже. По крайней мере, к этому всё идёт.

Вообще, буры после войны ощутимо расслабились, а настроения не то чтобы шапкозакидательское, но где-то рядышком. Кантоны же, напротив, милитаризуются на глазах, порой даже с избытком и не там, где надо. Опять-таки – не власти, а – настроения общества, инициатива снизу.

Пошарив рукой по тарелке, нащупал бутерброд и развернул-таки газету, кусая одновременно ветчину и чувствуя, как рот наполняется слюной и восхитительным вкусом копчёного мяса.

«– … сорвано заключение мирного договора с Китаем. Императрица Цыси [75] Цыси́, Цы Си – вдовствующая Великая императрица цинского Китая, с 1861 по 1908 сосредоточившая в своих руках верховную власть. в очередной раз продемонстрировала свою недоговороспособность, вынуждая союзные войска…»

Бегло пробегаю глазами, только чтобы быть в курсе ситуации. Новости из Поднебесной важны и напрямую влияют на Большую Политику, но откровенно говоря, поднадоело. И без того уже в моей жизни образовался переизбыток политики, от которой уже тошнит.

«– Война…» – криком кричат газетные страницы.

«– Озверевшие ихэтуани…» [76] Ихэтуа́ньское (Боксёрское) восста́ние – восстание ихэтуаней (буквально – «отряды гармонии и справедливости») против иностранного вмешательства в экономику. Ихэтуани часто расчленяли трупы тех, кто верил в Иисуса, многие из них были уверены, что христиане обладали способностью воскресать на третий день.

… перелистываю разворот и…

… «Благовещенская „утопия“» расписана куда как более подробно. Союзные войска зверствуют «вынужденно», а утопление мирных китайцев, проживавших в Благовещенске, подаётся как «обыденное русское зверство», но не нахрапом, а как бы между строк. С сожалением об исторической отсталости славян.

История и правда грязненькая – из тех, что тщательно замарываются отечественными историографами и раздуваются иностранными. Непонятна и неприятна позиция губернатора Грибовского, который раздувал антикитайскую истерию, одновременно уверяя китайцев, что «не допустит». Зачем?!

После начавшихся погромов приказ «выдворить всех китайцев, проживавших в Благовещенске и за его пределами, на другой берег Амура», и выдворять приказывают как раз погромщикам, впавшим уже в массовый психоз. И вовсе уж мерзость – отставших – шашками, топорами…

Китайцы кинулись в Амур, спасаться на другом берегу, а их – топорами в спины! Спаслось не более ста человек, переплывших полноводную реку.

А историю – под ковёр… пытаются, по крайней мере. Некие «злоумышленники», внезапно. Сохранились телеграммы, в которых начальство на местах запрашивало «инструкций», требуя подтверждения у вышестоящего начальства, но нет…

… по незначительности вины и в следствии былых заслуг Грибовский после суда остался на службе, получив назначение губернатором, но уже в западной части Российской Империи. А «казус» велено забыть, и…

… я перелистываю страницу, которую действительно хочется забыть, и натыкаюсь на статью, повествующую о необыкновенном ажиотаже вокруг полётов Кучеры́ и Шульца.

– Полёты, значит? – кусаю губу, вспоминая, как отмахивался от предложений Ильи и Адамуся, да и Санька что-то там говорил… кажется.

– Рано мы… я авиашоу свернул, так выходит? Если уж ажиотаж! Хм…

Пришлось признать, что осколки памяти Другого-Я не всегда уместны. Подумаешь, полёты… а вот и нет! Мощнейший инструмент пропаганды, политики, и…

… поднимаю трубку телефона.

– Сань, зайди… парни рядом? Эт я удачно! Все трое тогда… да, жду! Отбой! Корнелиус с вами? Ах, на поле… Ладно, втроём зайдите.

– … как вы смотрите на турне по странам Европы в составе авиашоу?

– Положительно! – живо отозвался брат, и Илья с Адамусем закивали болванчиками.

– Тогда… – гляжу на заваленный бумагами стол и принимаю самое мудрое решение за последние недели – делегирую работу подчинённым!

– … думайте, как совмещать обучение курсантов с турне!

– Да что тут думать! – рубанул Илья, – Я тут…

– Подробно и на бумаге, по всем правилам! – прерываю его.

– … пойду думать, – сдувается Военгский, глядя на меня глазами обиженного ребёнка.

– Вот и славно! – выпроводив пилотов, встал со стула и поприседал, разгоняя кровь в затёкшем седалище. Кабинетик мой, а де-факто временно отгороженный закуток, тесноват, ну да это мелочь…

– Разбаловал я их, – констатирую, вспоминая поведение пилотов, – привык всё на себе тащить, а ведь мужики уже взрослые, со званиями и должностями! Да и жизненный опыт куда как побольше моего!

Решив с этого дня нагрузить подчинённых согласно должностям, пришёл в хорошее расположение духа, а вспомнив, что Феликс обещал-таки к Рождеству прибытие Луначарского, и вовсе возрадовался. Сперва – в помощники, а потом и спихну на него обязанности атташе по культуре, хе-хе!

– Герр Розенцвайг, не вынуждайте меня применять силу, – упрашивал полицейский, промокая большим, не слишком свежим клетчатым платком полное красное лицо. Противный ноябрьский дождик, частый по этому времени гость Земли Рейнланд-Пфальц, мелкой противной дробью сыпался на голову служителя закона, а отсыревшая шинель не добавляла ему благодушия.

– Это запрещено? – кротко поинтересовался вышеупомянутый герр с характерным идишским акцентом, не думая трогаться с места. Укрытый прорезиненным макинтошем, герр чувствовал себя вполне уютно, а вкусный запах хорошего табака и ягодного шнапса из Шварцвальда недвусмысленно давал понять полицейскому, что Розенцвайг может благодушествовать так до самого утра.

– Это не разрешено, – уклончиво ответил служивый, старательно напоминая себе, что с недавних пор иудеи, волею Кайзера, стали не гражданами второго сорта, а во всём равными немцам. Братьями! Политику Кайзера он верноподданно одобрял, понимая…