Максим Дынин - Между львом и лилией

– Хорошо, я расскажу нашему военному вождю, что ты пришел.

22 июня 1755 года. Медвежьи горы.

Кузьма Новиков, он же Ононтио, переводчик.

Высокий минго протянул вампум Хасу. Я шепнул на ухо главному из пришельцев:

– Хас, возьмите его. Это будет означать, что вы согласны на мирные переговоры.

Хас взял вампум обеими руками и внимательно посмотрел на минго. Тот чуть помолчал и сказал на языке онеида, который я неплохо понимаю после многих лет прожитых у мохоков:

– Вождь минго Сойечтова просит твоего времени, вождь.

Я перевел, и Хас, после короткой паузы, ответил:

– Слушаю тебя. Мое имя – Стремительный волк. Я военный вождь племени конестога из селения Аткваначуке.

Сойечтова склонил голову и произнёс печальным голосом:

– Мои соплеменники нарушили божественный закон, напав на вас в этом священном месте. Многие из них ушли в страну вечной охоты, другие же бежали, словно испуганные женщины, покрыв себя вечным позором. Но не все мы участвовали в этом набеге – были и такие, которые отказались преступить закон.

Хас переглянулся с Сергеем, и тот чуть заметно покачал головой. Тогда Хас снова посмотрел на минго:

– Ты говоришь правду, вождь. Тебя мы не видели среди нападавших. Ни я не видел, ни мои люди. Значит ли это, что ты не принимал участие в этом нападении?

– Именно так, вождь. Ни я, ни еще несколько воинов из моей деревни, не стали нарушать запреты наших богов.

– Скажи мне, Сойечтова, – Хас пристально посмотрел в лицо минго, – чего вы хотите – ты и твои люди?

– Мы хотим принести свои извинения – и нашим богам, и тебе, вождь. Поверь мне, это совсем не потому, что вы победили нас в битве. То, что было сделано нашими людьми, нарушило запрет богов, и те, кто погиб в битве, этого заслужили. Но я бы хотел, чтобы война между моим и твоим народом прекратилась. У нас нет желания проливать кровь – ни свою, ни чужую. Хватит смертей…

И еще, – Сойечтова взглянул в глаза Хаса, – я хотел бы попросить у тебя, вождь, дать нам возможность собрать трупы убитых минго и зажечь погребальный костер.

Хас задумался, а потом спросил у минго:

– Скажи, вождь, были ли у тебя родственники, погибшие в этом бою?

Лицо у Сойечтова помрачнело.

– Были, Стремительный Волк. Мой средний сын, Онангватго, нарушил волю богов и мою волю. Он не вернулся из боя. Я не держу на вас зла за его смерть – справедливая кара настигла его. Но, как отец, я не могу не оплакивать его.

Хас взглянул на Макса, тот посмотрел на Сойечтову и сказал:

– Среди раненых есть один индеец, очень похожий на вождя минго. Он ранен, но жить будет.

Хас перевёл взгляд на меня, и я перевел слова Макса на язык мохоков. Лицо Сойечтова осталось спокойным, но голос его чуть задрожал:

– Если ты, бледнолицый, спас его жизнь, или даже жизнь любого из минго, то я перед тобой в долгу. Я прошу разрешения посмотреть на этого раненого. Не сейчас – после…

Макс кивнул, а Хас продолжил переговоры:

– Скажи мне, вождь, почему ваши люди решили напасть на нас? Старики наши говорят, что у них никогда не было с вами ссоры, и что в Медвежьих горах боги запретили индейцам воевать.

– Белый вождь, пришедший из-за Большой воды, приказал нам узнать, сколько вас и где вы находитесь. А Танахарисон решил добыть ваши скальпы и продать их этому вождю. Серебро затуманивает человеческий разум. Прошу вас, о, воины Аткваначуке, зарыть топор войны и заключить с нами мир. Мы же готовы обеспечить вас припасами. Кроме того, я пошлю двух других сыновей – они не участвовали в нападении на вас – и они проведут вас самой короткой дорогой к французскому форту.

– И, наверное, сами захотят заключить мир с французами?

– Ты мудр, Стремительный Волк. Именно так они и поступят.

А еще мы отдадим вам двух французских женщин и их детей, которых люди Танахарисона недавно взяли в заложники на реке Мошаннон. Мужчин они убили, а жилища разграбили и сожгли.

– Они были на вашей земле?

– Да, Стремительный Волк, именно так. Но одно дело – уничтожить деревню, а другое – надругаться над женщинами и детьми. Я обещаю тебе, что ничего подобного я больше никогда не допущу.

Хас посмотрел на Сойечтова, затем на Томми Робинсона. Томми кивнул:

– Сойечтова никогда не нарушал данного им слова.

Тогда Хас еще раз внимательно посмотрел на минго и кивнул:

– Мы согласны, Сойечтова.

Сойечтова достал из расшитой бисером сумочки, висевшей у него на поясе, калюмет [83] Длинная трубка – спутница индейского воина, которую часто называют «трубкой мира». Обычно индейцы закуривали ее, после завершения мирных переговоров, считая, что трубка, пущенная по кругу свидетельствует о том, что боевые действия закончены. , и не спеша набил ее табаком из кожаного мешочка. Ударами кусочков кремня друг о друга он заставил затлеть трут, после чего торжественно раскурил трубку.

Вождь минго сделал несколько затяжек, выпустил тонкой струйкой изо рта дым, и протянул калюмет Хасу. Тот бережно взял трубку и тоже сделал три или четыре затяжки. Затем он вернул ее Сойечтове и сказал Максу:

– Покажи вождю его сына.

30 июня 1755 года. Окрестности форта Дюкень.

Томас Робинсон. Уже не Вильсон.

Из леса показался пятеро кавалеристов в яркой красно-синей униформе. Трое остановились чуть поодаль, с ружьями наизготовку, а двое подъехали к нам. И один, одетый в расшитый золотом камзол, ледяным голосом произнес:

– Вы находитесь на земле, принадлежащей Его Величеству Людовику, королю Франции. Я – лейтенант Дюпюи. Кто вы и что вы здесь делаете?

Я начал переводить это нашему командиру, но в этот самый момент неожиданно мы услышали крик одной из француженок:

– Этьенн! Этьенн! Это я, Амели!

– Амели! – лейтенант приподнялся на стременах, и посмотрел на бывшую заложницу. – Амели! Как ты сюда попала? Где Жан-Батист? Где дети?

– Дети со мной, а мужа моего убили минго. Мы были у них в плену целых три месяца. А потом их новый вождь освободил нас и передал отряду майора Каскана, чтобы они доставили нас вам.

– Слава Богу, что вы выжили, – лейтенант подозрительно посмотрел на наш отряд. – А они вас не… обижали?

– Нет, люди майора – настоящие шевалье. Да и их индейцы вели себя не как дикари, а как настоящие цивилизованные люди. Над нами не совершили насилия, даже когда мы были у минго. А один из офицеров – он еще и врач – вылечил моего маленького Эрве, который сильно заболел. А как моя сестра?

– Жанна в порядке, опять беременна. Она здесь, в Дюкени. – Лейтенант немного помолчал, а потом спросил у Амели. – Так, значит, это майор Каскан?

Он спешился, передав поводья одному из своих солдат, подошел к Хасу, и двумя руками крепко схватил его правую руку. Выразив таким способом благодарность, он произнес: