Андрей Валентинов - Цикл Аргентина. Компиляция. Романы 1-6

«…Париж — это Вселенная, где место найдется всем. Город влюбленных, город тех, кто устал без любви — и от любви…»

Проявила характер, велев подать авто, позвонила парням из охраны, чтобы те не дремали. Удивилась, вновь набрала телефонный номер, уже другой — тот, что на крайний случай. Потом попыталась отыскать своего помощника. Первый звонок, второй…

Когда-то очень давно ей объяснили, что настоящая женщина должна уметь раздеться за минуту, от шубы и шапки до застежки бюстгальтера. Умение полезное, но иногда важнее одеться. Пусть не за минуту, а за пять. Самое скромное платье, удобные мягкие туфли, шляпка, чтобы надвинуть на самые брови. Папки с документами — в чемодан, шкатулку с драгоценностями — туда же, на самое дно. Патроны, косметичка…

Перед тем как в последний раз позвонить помощнику, женщина набрала номер дежурного и распорядилась подать такси к боковому входу. Собравшись с мыслями, продиктовала телеграмму в Швейцарию, назвала адрес, по которому следует отогнать «Мерседес» и велела отнести вниз бутылку виски «Dallas Dhu».

Таксисту верить было нельзя, и женщина решила ехать до Gare du Nord. Там — всегда толпа, десятки машин, можно выбрать любую. А если такси попытается свернуть не туда, приставить «парабеллум» к затылку водителя.

Ничего личного, просто business!

На пороге, уже отдав вещи коридорному, женщина оглянулась. Пожалела не о брошенных вещах (тряпье!), а лишь о том, что не сможет выполнить обещанное. Гертруда, наверняка наслушавшись мужа, каждый раз кривилась при упоминании гостиниц. Женщина соглашалась, но добавляла, что исключение есть.

— «Гранд-отель»! Тебе там понравится, дочка, обещаю. Вот увидишь!..

Теперь уже не увидит.

Жаль!

Герда встретила его на пороге, насупленная, мрачная.

— Я — к Ингрид. She has a problem.

— What is the problem? — не думая, уточнил Марек, но тут же спохватился. — А по-английски — почему?

Девочка вздохнула:

— Не по-английски, Кай, а по-американски. На другом языке нельзя сказать, что у человека есть проблема. Плохо звучит, даже если на китайском. У Ингрид дядя умирает, только что телеграмма пришла. Он ее с детства воспитывал, когда родителей не стало.

«Я сирота, герр Шадов, — вспомнилось Мареку, — и некоторые вещи чувствую очень остро…»

— «Problem» in the present case does not fit, — тщательно подбирая слова (не силен!), возразил он. — Это называют иначе, дочка.

Герда быстро кивнула, закусила губу.

— Проблема в другом, Кай… Папа… Ингрид обещала помочь двум альпинистам, а теперь ей придется уехать. Тебе она просила передать, что надеется на доктора Ватсона. Конан Дойль какой-то… Пойду помогу вещи собрать. Ну и вообще. Сам понимаешь.

Марек, закрыв за девочкой дверь, снял пиджак, кинул, не глядя, в сторону кровати. Настроение, боевое и веселое, разом свалилось к точке замерзания. Отомар Шадовиц знал, что такое стать сиротой.

За открытой балконной дверью — знакомый острый силуэт. Эйгер… К полудню белую вершину затянуло туманом, потом из-за каменного хребта одна за другой неспешно, но уверенно потянулись тяжелые темные тучи. В отель Марек вошел с первыми каплями дождя, успев порадоваться тому, что не пришлось мокнуть. Любопытствующие на смотровой площадке срочно накрывали подзорные трубы чехлами.

Колизей…

Мужчина подумал о тех, кто сейчас взбирается вверх по Стене. Кто они? Безумцы, герои, пешки в чужой игре? Нет, не ему судить!

Когда зазвонил телефон, Марек не сразу смог оторвать взгляд от вершины Огра. Потом, спохватившись, вспомнил о Герде, заспешил, ударился боком о стул.

— Слушаю!

— Герр Шадов? — осведомился знакомый голос. — Мы могли бы встретиться?

Он хотел спросить «Зачем?», но губы ответили сами:

— Да, конечно. Где и когда?

— Вершина Эйгера, ровно в полночь, — ответила трубка. — На самом темечке. Гору не перепутаете, их тут много?

Метеор, сын Небесного Камня улыбнулся.

— Не перепутаю. Эйгер. На темечке. Ровно в полночь.

Вместо снега на Первом Ледовом поле их встретил лед, твердый и ломкий, белая хитрая обманка. С виду обычный фирн, но ботинок каждый раз скользит, норовя съехать вниз. Приходится ступать со всей силы, пробивая лунку. Острые края так и норовят впиться в ногу, словно собачьи зубы. Шаг, еще шаг, еще…

Северная стена оскалилась злобным псом.

Хинтерштойсер шел первым в связке. «Кошки» на ногах, каска почти на носу. Склон задирался вверх, то и дело норовя опрокинуться, поэтому приходилось делать все медленно. Пройти всю длину веревки, вырубить ступень пошире, забить страховочный крюк, завязать узел…

— Готово! Мочаль!..

…Помочь подняться Курцу, передохнуть несколько секунд, и снова вверх. Шаг, еще шаг… Друг Тони пока что сзади (смена через час), но завидовать ему совсем не тянет. Без «кошек» каждый шаг — почти что пытка, приходится напрягать все мышцы, ловить равновесие. Потому и взяли две пары, новеньких, удобных, зубастых… Эйгер, Эйгер! И тут подгадил, людоед. Еще шаг, еще, каску поправить… Шаг, еще шаг…

Итальянцы отстали, хотя оба при «кошках». Неудивительно, такой склон — это уже «категория шесть». Хотя на первый взгляд ничего военного, сплошная рутина. Подняться, вырубить ступень, найти место для крюка… Говорят, жизнь прожить — не поле перейти. Верно, но на такое поле может не хватить и целой жизни.

Шаг! Шаг! Еще шаг!..

А потом с серых небес полило. Разверзлись хляби…

Последние недели Тони редко улыбался, но тут не удержался, показал белые тридцать два. Без малейшей зависти, от всей скалолазной души.

— Твой траверс, Андреас! Так и назовут. Считай, уже назвали.

Чезаре и Джакомо вообще онемели. Молча перебрались по перильной веревке, так же молча оглянулись назад, на сломанный «замок». Наконец переглянулись да и выдохнули разом:

— Grandioso!!!

Хинтерштойсер даже слегка смутился. У иных бывает звездный час. Ему выпал — ледяной. Но задирать нос ой как рано. После переправы Андреас первым делом подумал, нет, не о грядущей славе (траверс Хинтерштойсера!!!), а о все той же веревке. Вспомнилось, как во время сборов говорили о тридцати метрах. Да тут и трехсот может не хватить.

…Такая вот беда!

Ревизия рюкзаков, как итальянских, так и баварских, показала — в обрез. А ведь будет еще проход между Первым и Вторым полями, настоящий «взлет», почти вертикальный, и «Рампа» будет, и «Снежный паук». Над каждым метром трястись придется. Хинтерштойсер поглядел на перильную веревку, протянутую вдоль «зеркала».

— Снимаем?

Никто и не пытался возразить. Зачем бросать? Обратно все равно идти по Западному склону, где веревки без надобности. Только Курц поглядел не слишком уверенно. Промолчал, и лишь потом, уже на Ледовом поле, когда отдыхали на очередной ступеньке, проговорил, глядя куда-то вверх: