Андрей Валентинов - Цикл Аргентина. Компиляция. Романы 1-6

— Так мы же прогребем! Замочалим!..

Он понял, что сказал это вслух, но ничуть не смутился.

— Тони! Господин Капитан! Мы пройдем Стену. Мы можем пройти!

Она услыхала звук мотора и с трудом удержалась, чтобы не вскочить. Нельзя! Тот, кто смотрел в окно, мог никуда не уйти, затаиться на лестнице. Встать ей все равно придется, но чуть позже, перед тем, как постучат в дверь. Женщина вспомнила темно-синий «Citroen Rosalie» 1932 года. Не он ли сейчас въезжает во двор? «Говорит Каде Бабетта: „Полно трусить, мой дружочек…“» Вполне возможно, только в голливудских фильмах гангстеры каждый день меняют машины… Мотор рычал уже совсем близко, у самой лестницы. Значит, остановились. «…Тут мы ставим много точек, здесь у нас конец куплета».

Стихло! Ключ зажигания повернут, вынут, сейчас хлопнут двери. Хлопнули! Одна, вторая… Третья? Женщина ждала, что гости заговорят, но услыхала лишь скрип старых деревянных ступеней. «Весь от страха холодея, в темноте Каде дрожал. Вдруг выходят два злодея, и у каждого кинжал…» Не два, минимум трое, как на сцене «Paradis Latin», под бумажной Луной.

Пора!

Она вскочила, как и полагается в танце «Апаш», рывком, бросив тело направо, под защиту стальной трубы. Пальцы легли на холодный металл. Рукоять переключателя в самом торце, вправо — и до упора, до щелчка. Но тогда уже пути назад не будет. Сейчас? Нет, немного погодить, стрелять через дверь не станут, не за тем приехали. А послушать интересно.

…Шаги на лестнице, шаги за дверью, тяжелые, уверенные. Наглые. Кашель. Неужели так и будут молчать? «Говорит опять Каде: „Моя милая Бабетта…“».

Не заговорили — врезали по дереву чем-то увесистым, словно ночные сторожа в старину своей колотушкой. Спите спокойно, жители города Парижа! «…Странно это, странно это, странно это, быть беде…»

— Кто там? — спросила она, желая услышать чужую речь. Пальцы на рукояти переключателя стали льдом.

— Телеграмма, — ответили ей, грубо и хрипло. — Отворите!..

Женщина поразилась наглости незваных гостей. Назвались бы еще смотрителями Лувра, выдумщики! Впрочем, каков вопрос — таков и ответ. «Говорит Каде Бабетта: „Что тут странного не знаю…“».

— Подсуньте телеграмму под дверь.

«…Здесь, пожалуй, запятая, и опять конец куплета».

— Когда говорят — отворите, нужно отворять, — наставительно заметил гость, но уже другой. Женщина понимающе кивнула. Все по сценарию. Как там дальше? «Вор сказал: „Гони монету. И часы с Каде сорвал…“» Не выйдет, гости дорогие, изменение в программе. Вместо кошечки-Бабетты, на сцене Эльза, женщина-змея!

…Что ж, апаш, станцуй со мной, я танцую — и плачу.

Легкий щелчок. Из раструба на другом конце трубы ударил красный — нет! — багровый луч. На дверь словно плеснули кровью. Яркий огонь, широкий ровный круг высотой под самую притолоку, прогнал тьму прочь. В пурпуре света бешено заплясали потревоженные пылинки. Можно засекать время, пять минут, если верить инструкции.

Или все-таки предупредить? Вдруг и вправду — телеграмма?

— …Веревки бы еще нам, — Хинтерштойсер честно попытался улыбнуться, но губы плохо слушались. — Чтобы каждый метр не считать. А то неудачно вышло…

— …Такая вот беда, — равнодушным голосом закончил Капитан Астероид.

Андреас решил, что ослышался. Или совпало просто. О словах же своих пожалел — откуда у этих, из поднебесья, специальный альпинистский шнур? Обычная веревка на Стене без надобности. Хотел сказать, что пошутил…

— Есть веревка!

На этот раз голос был незнакомый. Тот, кто прятался в темноте, незаметно подобрался к самому краю скалы. То есть не подобрался даже, не подлетел, а… Подплыл? Да, похоже.

— Пилот-испытатель Крабат! — Небесный гость не слишком ловко подбросил ладонь к шлему. — Благодарите ваших товарищей, весь лагерь скинулся. Там еще всякая мелочь, но вы уж сами разберитесь.

Рюкзак, достаточно увесистый, бухнулся прямо в протянутые руки. Хинтерштойсер сглотнул:

— Сп-пасибо!

Прозвучало как-то несерьезно, словно за сигарету поблагодарил. К счастью, друг Тони не зевал, выручил:

— И от меня — спасибо! Вы не просто спасли четырех человек, вы сделали больше — доказали, что люди остаются людьми!

Андреас одновременно и восхитился (ух, завернул!), и слегка позавидовал. Не сподобил такому Творец!

Капитан Астероид отдал честь — четко, словно на плацу:

— Принято! Будем такими и впредь!.. Ребята, мы сейчас займемся раненым и его товарищем, а потом сразу — вниз. Какие-нибудь просьбы есть?

— Нет! Остальное мы сами, — Курц.

«Нет!» — хотел повторить Хинтерштойсер, но внезапно ответил «Да!» Устыдился (при всех же!), но понял, что отступать некуда.

— В отеле живет одна женщина, она кинорежиссер, фильм снимает…

Небесные гости переглянулись.

— Встречались, — кажется, пилот-испытатель Крабат улыбнулся. — Носит белый пиджак и ловит фактурных детей.

Хинтерштойсер подался вперед, рискуя слететь со скалы:

— Она, точно! Передайте, пожалуйста, ей… Хелене, что у нас все в порядке. И еще…

Записку писать было некогда и не на чем, и Андреас просто сунул руку в карман куртки. Нащупал, первое, что попалось, протянул:

— Это вроде печати на конверте.

Не одному другу Тони говорить красиво!

— Обязательно передам, — пообещал пилот-испытатель. — Фактурно выйдет.

— Тони, Тони! Ты чего-нибудь понял, Тони?

— А что тут понимать, Андреас? Военные, ясное дело. У Капитана, между прочим, акцент. Чья-то армия готовит хороший сюрприз Ефрейтору. Представь, сотня таких — да с неба. Перед рассветом, когда все в окопах дрыхнут. Ganz plemplem!..

— Ничего-то ты не понял! Их же Ингрид прислала. Веревка — это, думаешь, случайно?

— Все-то я понял, Андреас. Замечательная она девушка. Только…

— Только ты, Тони, болван болваном. Как с горы скатимся, лови ее, хватай и увози, хоть в Северную Америку, хоть в Южную. А жениха мы на Второе Ледовое поле подгребем — и там оставим.

— Я — болван, а ты, Андреас, умник, кто бы сомневался… Кстати, что ты своей Хелене передал? Кольцо?

— Чего-о-о? Да я просто из кармана… Стоп! Мы крючья отбирали, еще в Берхтесгадене. Один бракованный был, помнишь? Мы его слегка тюк, а он, мерзавец, пополам. Я тогда половинку в карман сунул, чтобы продавцу в нос ввинтить вместо…

— …Кольца. Верхняя часть крюка с проушиной. А что, на палец как раз налезет.

— Нет, Тони! При чем здесь… Нет, нет! Нет!!!!

Круг на двери стал заметно светлее. Уж не багрец — рассвет над морем. Корпус «пульверизатора», нагревшись, мелко завибрировал. Одна за другой начали вспыхивать лампочки — белая, синяя, красная, снова белая.

…Низкий тревожный гул, еле различимый, на пороге слышимости.

— Господа! Кто бы вы ни были, прошу оставить телеграмму под дверью и немедленно уйти. Через пару минут здесь будет очень опасно. Я не желаю, чтобы кто-нибудь из вас пострадал…