Андрей Валентинов - Цикл Аргентина. Компиляция. Романы 1-6

Керосиновая лампа еле слышно потрескивала, и он отставил ее подальше, на край стола. Чуткие черные тени в углах комнаты шевельнулись, подступив ближе. Ночь была холодна и неуютна. Князь попытался представить, каково сейчас там, на улицах-ущельях города на горе, в глубинах сырых скальных нор, среди руин рухнувшего храма… Только тьма и камень, человеку места нет.

Час призраков…

Он помотал головой и пододвинул ближе газетный лист. Вчерашнюю «Иль Пополо д’Италиа» доставили только к вечеру, и то пришлось переплатить. В Матеру газеты приходили обычно на третий день.

Итак…

Карандаш скользнул по первой странице, легко коснувшись фотографии щекастого лысого мужчины, вздымающего вверх тяжелые кулаки. Нет, так не годится! Дикобраз несколькими штрихами дорисовал отсутствующую бороду, решив, что Кувалда не обидится. Когда-то капрал умел и любил шутить…

Дуче разразился очередной речью, занявшей всю первую полосу. «Величие романской нации», «новая Римская империя», «наша героическая молодежь», «горстка предателей и дегенератов»… Сплошная вода, что неудивительно – витийствовал Муссолини прямо на борту «Джулио Чезаре», под плеск средиземноморской волны. До Балеарских островов линкор не дошел, встретившись с эскадрой в открытом море.

Князь поставил на полях вопросительный знак – и тут же его перечеркнул. Дуче хоть и походит порой на разъяренного быка с бандерильей возле хвоста, однако повадку имеет лисью. Визит главы итальянского правительства на испанские острова немедленно вызвал бы протесты. Бессильную, расколотую надвое Испанию можно не брать в расчет, но есть еще Владычица морей. Британцы давно уже косятся на чужие корабли вблизи Гибралтара. Муссолини предпочел вильнуть хвостом, пустив круги по воде…

Бывшему берсальеру вспомнилась ночь, такая же темная и сырая. Изонцо, ровно двадцать лет тому. Недавно прошел дождь, окопы залило почти по колено, сидели и спали на ящиках, грязных, мокрых, но создающих иллюзию тверди. Очередное наступление, безнадежное и кровавое, атака за атакой на пулеметы, проволоку и мины. От роты осталась хорошо если треть, завтра новый бой и новая смерть.

…Они сидят на патронном ящике, плечом к плечу в сырых, пахнущих шерстью шинелях и насквозь промокших сапогах. Дикобраз докуривает папиросу, Кувалда морщится от дыма, но честно терпит.

– Обидно, если завтра нас ухлопают, малыш. Мы с тобой оба добровольцы, но разве это дело – умирать так глупо?

Вместо голоса – хрип. Два дня назад обоим довелось вволю хлебнуть газа.

– У нас в штабах сидят идиоты, кретины, дегенераты, засранцы, недоноски, ублюдки! Какая глупость – атаковать врага в лоб, в полный рост! Есть такая наука – тактика. Понимаешь, о чем я говорю?

Студент-доброволец вытирает ладонью мокрое лицо.

– «Где львиная шкура коротка, там надо подшить лисью». Если верить Плутарху, это сказал спартанский царь Лисандр в IV веке до Рождества Христова.

– Точно! – на его плечо рушится тяжелая ладонь. – Правду следует говорить лишь священнику на исповеди и жене. Все остальное – ложь, ложь, ложь! Только так и следует воевать. Если врага нельзя победить, его можно и нужно обмануть!

Дикобраз ежится – струйка воды попала за ворот.

– Тебе, Кувалда, виднее. Ты до войны, говорят, целой партией руководил.

Капрал хрипло смеется и тоже вытирает воду с лица.

– Точно, водил руками, porko Madona. Теперь умнее буду. В лоб пусть дураки наступают.

Студент улыбается в ответ.

– Это нам завтра и предстоит.

Князь вновь взял со стола карандаш. Возле зачеркнутого вопросительного – новый. Весь этот поход – к чему? Бывший капрал обожает эффекты, но сама по себе речь посреди моря бессмысленна. Если, конечно, это не отвлекающий залп. Как на арене цирка – все смотрят на клоуна, а фокусник беспрепятственно готовит очередной трюк.

Дикобраз с силой провел ладонью по лбу, на миг прикрыл глаза. Еще немного – и без очков не обойтись. Придвинул ближе лампу, перевернул газетный лист. Ничего интересного, подробности можно будет узнать завтра. Разве что…

Карандаш скользнул по третьей странице. «Наш корреспондент из Бургоса передает…» Испании сейчас две, эта – «белая», и в ней не все ладно. «Фаланга» в очередной раз сцепилась с монархистами, генерал против генерала, рыцарь против дельца. Простодушный Санхурхо мечтает вновь увидеть монарха в Эскориале, хитрый Франко сам думает о должности Главы Государства. Мелкая грызня, интриги на кухне… Но почему молчит Дуче? Фалангисты ему роднее сторонников короля, однако, тон статьи скорее в пользу вторых. А между тем Франсиско Франко месяц назад был в Риме, наверняка просил о поддержке. Но Муссолини предпочел промолчать.

Загадка казалось мелкой, не стоящей внимания, но князь, чуть подумав, нарисовал на полях два кружка. Слева Испания, Италия – справа. Верно? Нет, не верно! Испания расколота, Италия тоже не едина: есть Муссолини, есть король. Дуче ненавидит Виктора Эммануила, но терпит, потому что за монархом – армия. Однако Испания тоже монархия, пусть и без короля!

Губернатор Чезаре-Мария де Векки в своих фантазиях о Великой Италии родину Сервантеса даже не помянул. Дуче не решился высадиться на Балеарах. Фалангисты сцепились с монархистами. Никакой связи, никакой логики.

Все!

Сложенная газета легла на край столешницы. Князь прикрутил фитиль, уменьшая пламя. Встал, вышел из-за стола. Тьма, только этого и ждавшая, навалилась со всех сторон, не тронув лишь неровный желтый круг возле лампы. Ночь победила… Отворенное настежь окно впускало в комнату промозглую сырость, но Дикобраз не спешил его закрывать. Стоял, вдыхал холодный воздух, словно чего-то ожидая. Ночь молчала, но внезапно тишину разорвал долгий тоскливый вой, словно сама Матера подала голос.

Горы Лейхтвейс увидел в сизой утренней дымке, когда вылез из грузовика, еще сонный, мало что соображающий. В голове шумели и переплетались голоса: «Приехали!.. К машине!.. Таубе, пулемет не забудь!..» Кто-то помог, подхватил тяжелое железо, пока он спрыгивал на мокрую траву. От маленького полевого аэродрома, где приземлилась «Тетушка Ю», ехали больше часа, сперва по шоссе, затем по узкой лесной грунтовке. Дорога резко пошла вверх, потом грузовик с натужным рычанием выбрался на небольшую поляну, а он все никак не мог проснуться. Видел, слышал, даже отвечал в лад, но тело оставалось чужим.

– Становись!

В строе пятеро, горный стрелок Таубе посередине. Перед строем – унтер-офицер Фридрих Рогге и кто-то незнакомый, в альпийской куртке и кепи, единственный среди них безоружный.

Рогге прошелся перед строем, явно подражая полковнику. Остановился точно перед Лейхтвейсом, развернул плечи пошире.