Мэтью Кирби - Валгалла: Сага о Гейрмунне [litres]

– Некоторые христианские священники уходят в такие хижины, чтобы молиться своему богу. Потом они замуровывают себя изнутри. Потом другой священник молится за того, кто в хижине, и объявляет его мертвым.

– Священники добровольно идут в эти хижины?

Фасти кивнул.

– А потом они выходят?

– Нет. Их бог это запрещает.

Одмар засмеялся:

– Когда мы поджигаем их гробницы, некоторые выходят.

Может, и другие сгоревшие постройки были такими же хижинами, как уцелевшая?

– Почему вы его пощадили? – спросил Гейрмунн.

– Хотел убедиться, действительно ли он мертв, – ответил Одмар. – Никто из людей не может умереть дважды.

– А священники, чьи тела я видел на реке? Они умерли дважды? – спросил Гейрмунн.

– Они вылезли из гробниц, – сказал Одмар. – Может, у христиан тоже есть заклинания. Вышел наружу – и силу потерял. Хаугбуи и драугра можно убить.

Он наклонился к Гейрмунну и, указывая на одинокую хижину, добавил:

– Сидит там без пищи и воды. Если умрет, значит прежде он не был мертвым, и никакой силы в их молитвах нет.

Темноту вокруг острова наполняло кваканье лягушек и звон комариных туч. Заглянув в глаза Одмара, Гейрмунн увидел страх и ненависть.

– Чем провинились эти священники? – спросил Гейрмунн.

Одмар не понял вопроса.

– Ты сказал, твой отряд остался здесь, чтобы сделать их послушными. Что они сделали?

– Отказались отдать нам свое серебро.

– Нет у них серебра, – возразил кто-то из датчан, сидевший по другую сторону костра. – Мы сюда пришли, чтобы…

– У всех священников есть серебро! – закричал Одмар.

– Только не у этих мертвых священников, – глядя в землю, возразил Фасти.

Взбешенный Одмар вскочил на ноги:

– Никак появились желающие поспорить со мною? – Он выхватил бородовидный топор и медленно обвел лезвием круг соратников. – Говорите! Решим все споры между нами здесь и сейчас.

Никто не ответил, и Одмар снова сел. Разговор о священниках угас сам собой. Воины разбрелись и устроились на ночлег, завернувшись в плащи. Гейрмунн тоже лег. Он сознавал, что спать среди незнакомцев рискованно. Но если бы датчане хотели его смерти, убили бы раньше, едва он появился. Им бы и устриц больше досталось. У них хватало времени, чтобы расправиться с ним. Но он по-прежнему жив. Гейрмунн лег ближе к огню, наслаждаясь его теплом.

Он быстро уснул, но среди ночи его разбудил протяжный вой. Гейрмунн лежал в темноте, ощущая холод в затылке. Кто это выл? Зверь, человек или нечисть, обитающая в болотах? Однако вой не показался ему кровожадным. Скорее страдальческим, полным боли. Возможно, это выл священник в хижине. После этого Гейрмунну было уже не уснуть. Может, мертвец умер по-настоящему?

Никто из спящих датчан даже не шевельнулся. Гейрмунн тихо встал и так же тихо выбрался наружу, держа путь к хижине. Подойдя к ней, он встал возле окошка, вслушиваясь.

Он услышал шепот на непонятном языке. Как и в первый раз, Гейрмунна охватил ужас. Должно быть, священник произносил магическое заклятие. Но чем дольше он вслушивался, тем меньше шепот священника был похож на заклинание и тем больше напоминал молитву христианскому богу.

Значит, сакс был жив. Во всяком случае, не мертвее, чем вечером, когда он «угостил» Гейрмунна нечистотами. Удовлетворенный, Гейрмунн отошел, но задел рукавом грубую стену хижины, выдав себя.

Шепот священника прекратился.

– Есть здесь кто-то? – спросил он на саксонском языке, понятном Гейрмунну.

Голос у сакса был хриплым и слабым.

– Да, есть, – негромко ответил Гейрмунн. – Но я не причиню тебе вреда.

Священник усмехнулся, однако то был болезненный смех безумного, обреченного человека.

– Лучше бы ты причинил мне вред. Положил бы конец моим страданиям. Оборвал бы мою бренную жизнь, как прежде ты оборвал жизни моих братьев.

– Я этого не делал, – сказал Гейрмунн. – Я не из этих датчан.

– Не из этих? Тогда с кем ты? Речь у тебя не саксонская.

– Я с… – Гейрмунн помедлил, – другими датчанами.

Священник опять засмеялся:

– У дьявола много обличий, в чем я уверен, но ни одно не служит Богу.

Гейрмунн покосился на датский лагерь – не слышит ли кто их разговор. Оттуда доносился разноголосый храп.

– Скажи, священник, ты живой или нет?

– Какой странный вопрос. Я же с тобой говорю. Мог бы мертвец разговаривать?

– Я спрашиваю, потому что эти датчане мне так говорили. Мол, когда ты вошел в свою хижину, другой священник молился за тебя как за покойника.

– А-а. Это языческое понимание. – Священник застонал. Гейрмунн услышал шелест одежды. Сакс снова заговорил, уже стоя возле окна. – Когда я стал затворником, мое тело не умерло. Уйдя в затвор, я отринул внешний мир, отринул все почести и богатства. Это сродни смерти.

Гейрмунн покачал головой. У священников, добровольно отказывавшихся от богатства и почестей, было нечего красть. У них не водилось серебра. Одмару было достаточно их спросить, и они бы ему сказали.

– Значит, ты можешь по-настоящему умереть в этой хижине.

– Да, могу, – вздохнул священник. – Я надеюсь, что вскоре так и случится. Я просил Бога избавить меня от этой пытки, но покамест Он сохраняет мне жизнь. Наверное, для какой-то надобности, о которой я не знаю.

– А почему ты сам не оборвешь свою жизнь?

– Это грех против Бога, которому я молюсь.

– Получается, выйти отсюда ты не можешь и оборвать свою жизнь тоже? Твой бог тебя позорит.

– Каким образом?

– Он отказывает тебе в праве встретить свою судьбу так, как выберешь ты.

– Это языческое понимание.

Загадка оказалась проще, чем думал Гейрмунн. Он бы ни за что не молился такому богу. Но ему стало жаль священника, загнавшего себя в эту тюрьму.

– А твой бог позволяет брать воду от язычника?

– Да, – после некоторого молчания ответил священник. Внутри снова что-то зашуршало. Из окна высунулась рука с простой деревянной чашей. – Другие дьяволы накажут тебя за это?

Гейрмунн молча взял чашу, но за водой пошел не к мосткам. Он прошел краем сожженного огорода и спустился к реке с противоположного конца острова, где в воде не плавали трупы священников. Кустарники ежевики царапали ему руки. Найдя спуск к воде, он наполнил чашу. Чуть западнее Гейрмунн заметил темные силуэты и сразу понял: это лодки, на которых приплыли датчане. «Надеюсь, вода здесь чистая», – подумал он, глядя на чашу.

Вернувшись к хижине, он подал чашу в окошко, потом слушал, как священник жадно пьет.

– Благословляю тебя, язычник.

– Ты меня благословляешь? Или твой бог?

– Я попросил моего Бога благословить тебя, – со вздохом ответил священник.

Гейрмунн пожал плечами:

– Я принимаю благословения и дары от любого бога. И от любого кузнеца.

Священник рассмеялся сквозь зубы.