Сергей Зеленин - Под прикрытием

– Кто стучится в дверь моя? Видишь, дома нет никто?!

– Отвори, Серафим – это ваша соседка за солью пришла.

Это одна из старушек-вдов, помогающих отцу Фёдору по хозяйству. Сразу понял, что дело не в соли или положим сахаре: голос дрожит так – как будто, она у нас с Отцом Фёдором кроликов воровала… За отсутствием курей.

– Это Вы, Клавдия Николаевна? Сейчас открою… Только извиняюсь, подождите немного – сперва мотню на галифе застегну.

Только щеколда негромко звякнула, ручку двери снаружи с силой рванули и, я в тот же миг оказался лицом к лицу не со старушкой-божий одуванчик – а с высоким белобрысым чекистом в одной руке держащим «наган», а другой тычущим мне в харю какую-то ксиву. За ним, на крыльце виднелась ещё группа товарищей с горячими сердцами и холодными руками… Зима, холодно, перчаток ни у кого нет – а в рукавицах «стволы» держать неудобно.

Вот руки и стынут.

Не успел тот рот разявить, как я – буквально с распростёртыми объятиями:

– Легки на помине, товарищи!

Белобрысый, чуть не выстрелил от неожиданности, но уклонившись от объятий и сконцентрировавшись на задании, вопросил протокольным голосом:

– Гражданин Свешников Серафим Фёдорович?

– А вы к кому шли? – делаю слегка удивлённый вид, – к Вудро Вильсону, что ли?! Конечно, это я.

Представившись в свою очередь чекисткой должностью и какой-то непроизносимой по-русски латышской фамилией, тот «торжественно» заявил:

– Вы объявляетесь задержанным по подозрению в участии в контрреволюционном заговоре!

– Вот как раз об этом, я и хотел с вами поговорить! Проходите в избу, озябли небось.

Тот, слегка оторопел, конечно – но холод не тётка:

– Заходим, товарищи! Понятые – проходим по одному…

Услышав про понятых, интересуюсь:

– Ищите, что-то?

– У вас будет произведён обыск – вот санкция…

Не взглянув даже, удовлетворённо киваю:

– Хорошо, что сами подсуетились, товарищ! Понятые нам с вами сегодня пригодятся. ОЧЕНЬ(!!!) пригодятся!

Озадачено на меня глянув – видать, подумав: а не вызвать ли заодно пару санитаров – имеющих при себе рубашку с длинными рукавами, чекист прошёл в дом.

Вместе с ним туда же вваливается целая толпа – оставляя на полу быстро тающие ошмётки снега, превращающиеся в грязные лужицы. Кроме белобрысого латыша, было ещё трое чекистов – видать из самого Нижнего Новгорода и трое же наших ульяновских милиционера, выглядевших прямо скажем – неважно. Киваю своим давним знакомым и подмигиваю незаметно, типа:

«Не сцыте други боевые, всё будет пучком!».

Среди понятых – кроме Клавдии Николаевны, ещё три личности. Двое из них мне знакомы, но как-то даже не «шапочно» – где-то пару раз видел их мельком, возможно на улице лбами сталкивались, но более-менее близко не соприкасались. Конечно, Ульяновск – небольшой город и на лицо запомнить можно всех, но по фамилии-имени-отчеству – далеко не каждого… Один из этих «мутных» не представлял из себя ничего особенного: мужик – как мужик, чувствующий себя не совсем в своей тарелке. Таких на Руси Великой миллионы.

А вот другой – очень мне ужасно не понравился чем-то неуловимым… Когда мне мельком удалось поймать на себе его взгляд, я непроизвольно весь напрягся:

«А за тобой надо присматривать, волчара!».

Вижу – косяка давит на батюшкин сундук… Так вот ты значит какой – Гринька Старожухин, «птенец Керенского».

Четвёртая же личность из понятых – сам Охрим Косой!

У меня, буквально «матка опустилась» – когда увидел его:

«Продал, чмо одноглазое»!

Видать, с самого начала это была подстава: этот ублюдок предпочел «утку» под кроватью – «журавлю в небе».

Однако, чуть позже я успокоился – Охрим выглядел растерянным и потерянным. Как будто он сладко спал и видел волшебные сны, а его взяв за шиворот – поставили на ноги, забыв разбудить. Теперь, он стоит пошатываясь, кругом озирается и спрашивает сам себя:

«А со мной ли, всё это происходит? Или это – дурной сон и надо ущипнуть себя, чтоб проснуться?».

Должно быть, понятых набирали впопыхах и в великой спешке на «Нефтяном складе» – где Панкрат подсунул чекистам своих родственников-работников.

Хреново!

Вдруг, послышался какой-то одинаковый, повторяющийся с одинаковой амплитудой звук. Все замерли…

– В доме, есть ещё кто? – спросил главный чекист, – домашних животных держите?

– Мой отец – иерей местного православного храма. Но сейчас он выпил лишку с устатку и спит.

Долговязый латыш, опасливо заглянул в спальню из которой раздавался могучий храп и, подумав, сказал с лёгким сомнением:

– Позже придётся вашего отца разбудить, а пока давайте начнём с Вас.

Я с готовностью вывернул карманы галифе и похлопал спереди по гимнастёрке:

– Чтоб до минимума сократить все формальности, предлагаю начать не с меня – а с моей спальни. Кто «за», товарищи?

Латыш строгим голосом меня прервал:

– Сядьте, гражданин! Начнём с этой комнаты…

– Присяду(!), раз Вы так настаиваете.

Сажусь на табуретку за стол. Ко мне тут приставили сзади одного из чекистов поздоровее в кожаной куртке – сразу же вспомнилась моя первая встреча с Ксавером.

Другой чекист, обликом татарин, встал у двери: видимо на тот случай – если я пойду «на прорыв». Товарищи милиционеры с видом сонных осенних мух, начали шмон под руководством третьего чекиста – самым опытным в подобных делах, судя по раздаваемым им распоряжениям.

Товарищи понятые с выражениями различных эмоций на лицах, за этим дело молча наблюдали… Лишь старенькая Клавдия Николаевна, поминутно крестилась и вполголоса повторяла:

– О, Боже… О, Боже… О, Боже ж мой…

Сам Латыш сел за стол напротив меня и принялся составлять протокол, а я ему всецело помогал – отвечая на стандартные в таких случаях вопросы.

– Здесь какой-то ключ, – сказал милиционер, вынув его из-за икон и показавши всем присутствующим.

Те вопросительно обратились на меня и я не заставил товарищей теряться в загадках:

– Ключ от сундука – ты на нём стоишь, Иван.

Боковым зрением замечаю, как заметно напрягся и переступил с ноги на ногу «Птенец» среди группы понятых неподалёку от двери.

– Что в сундуке, гражданин? – вопрошает главный чекист.

– А что может быть в сундуке у православного священника, – переспрашиваю с недоумением, – религиозный дурман, какой-нибудь.

– Открывайте, – командует белобрысый.

Вскоре, вместе с уцелевшим после моего шмона поголовьем моли, из сундука полетело разнообразное семейное шмутьё.

– Здесь, что-то завёрнутое, – наконец раздаётся, когда дошли до дна, – какая-то толстая книга.

– Принесите её сюда, товарищ.

И тут же на столе перед следователем оказывается…