Александр Михайловский - Сопки Маньчжурии

Тут гомон со всех сторон достигает максимума – и площадь со статуями оказывается битком набитой народом. Кого тут только нет: и злой колдун Победоносцев, и жуликоватый двоюродный братец ВКАМ с таскающейся за ним безобразовской шайкой, и первостатейный прохвост Витте (пока еще не «граф полусахалинский»), проводник идей ускоренного развития капитализма в России. Знаем, проходили ваше ускоренное развитие в девяностые, едва выжили…

Помимо этих основных групп, тут же толпятся интриганы поменьше: разные черногорские принцессы, близкие и дальние родственники, колдуны, экстрасенсы, знаменитые медиумы и прочие, и каждый из них кричит только свое и о своем. Играет бравурная музыка, политиканы говорят пылкие речи, и на фоне этой какофонии голоса разумных людей глохнут, превращаются в ничто… и этот – то ли цирковой балаган, то ли цыганский табор – стремительно несется к своему концу.

И Эго Николая с недавних пор об этом знает. Я вижу, как к площади со всех сторон подъезжают угловатые броневики под красными флагами и грузовики, битком набитые революционными матросами, после чего начинается шквальная стрельба и смертоубийство. Вылезшие из грузовиков матросы тыкают в мечущихся людей штыками, и во всеобщей вакханалии разрушения валят с постаментов и разбивают вдребезги исполинских каменных уродцев. А Эго Николая растерянное стоит и, преданное всеми, смотрит, как к нему приближается стена острых штыков. И ни его ПаПа, ни маман, ни дядья, ни былые советчики и подхалимы – никто не в силах прийти ему на помощь. И даже, более того, многие из них просто не хотят этого делать, потому что нацепили на себя красные банты и орут, что они всегда ненавидели тиранов и выступают за полную и окончательную революцию.

– Товарищи! – говорю я, пытаясь заслонить собой растерянное Эго, – это безобразие нужно немедленно прекратить! Убийствами и разрушениями еще никто и никогда не сумел добиться всеобщего счастья…

– А ты кто такая? – обернулся ко мне самый главный матрос, смахивающий то ли на Троцкого, то ли на самого Сатану. – Товарищ Ленин сказал, что не нужную народу империалистическую войну необходимо превратить в войну гражданскую, чтобы беспощадно истребить всех буржуев как класс. Вот мы и тебя сейчас тоже истребим! А ну коли ее штыком, братцы!

«Ой… – растерянно подумала я, – опять влипла!»

А ведь, казалось, ничего не предвещало беды. Мое слабое место – угроза применения против меня грубого насилия: я сразу же теряюсь и утрачиваю всю свою силу… И тут, когда я думала, что уже все пропало, справа и слева от меня появились наши главные специалисты по грубому физическому насилию: Серегин и Ника-Кобра.

– Ну что, не ждали? – спрашивает Серегин, с лязгом обнажая меч бога войны.

– Вот вам ваш Ленин! – говорит Ника-Кобра и кидает под ноги протестунам нечто округлое, подлысоватое, с рыжеватой бородкой клинышком, после чего тоже обнажает свой меч.

Как всегда в таких случаях, тут же стало светло – как в полдень в Тридесятом царстве, когда безжалостно яркое солнце стоит в самом зените. В воздухе запахло озоном. Катящаяся по земле голова, картавя, выкрикнула что-то вроде «мировая революция в опасности!» – и остановилась, а главный «матрос» стремительно истаивая в этом неистовом свете; перед тем как окончательно исчезнуть, еще успел бросить нам упрек: «Против народа воюете, товарищи»…

И наступила тишина… площадь очистилась от людей, осталось только растерянно озирающееся Эго и обломки статуй.

– Теперь ты понял? – сказал ему Серегин. – Понял, что слушать можно всех и каждого, но решать должен только ты сам, причем раз и навсегда?! А если не можешь, то лучше отойди в сторону и дай сделать эту монаршую работу тому, кто сможет железной рукой вести Российскую Империю в счастливое будущее, не отвлекаясь ни на выкрики с мест, ни на шепот приближенных.

– Я понял… – сказало Эго, – да, я понял, что править Россией – не мое призвание… Посмотрев на свое окружение со стороны, я хотел и смеяться и плакать, а когда увидел, к чему все это привело, то пришел в ужас. Я не хочу такой судьбы ни своей стране, ни своей семье, и уж тем более самому себе, но я не знаю, кто из моей родни способен впрячься в этот воз и тянуть его с той же силой, с какой тянул его мой Папа. И, кроме того, смена монарха сама по себе способна вызвать Смуту. Вы вспомните, что однажды случилось на Сенатской площади…

– План такой, – сказал Серегин, вкладывая свой меч в ножны, – сначала необходимо быстро и со вкусом выиграть войну против Японии. Причем победить требуется не по очкам, а так, что каждая собака в этом мире видела, что нападать на русских – это смертельно опасное занятие. В этом я предлагаю вам положиться на Нас, потому что именно Нам известно, кого и на какую должность в вашей армии необходимо назначить, чтобы у японцев не осталось шансов. Победа должна быть достигнута, как говорится, естественным путем, при минимальном вмешательстве артанской армии. По большей части это должна быть победа ваших солдат и офицеров. Пока будут идти бои, мы будем подыскивать среди вашей ближайшей родни того, кто будет править Империей после Победы. Если вы отречетесь только за себя, то это должен быть регент, которому предстоит руководить Россией двадцать один год, пока не повзрослеет Алексей; если вы отречетесь за себя и сына, то тогда нам нужен будет наследник престола, которым по закону пока является ваш брат Михаил. В крайнем случае (особенно если речь пойдет о регентстве) править Россией сможет даже ваша маман, здоровье которой мы вполне можем подкрепить. Вы же сами, вместе с супругой и дочерями, сможете либо уйти вместе с нами в верхние миры, остаться здесь или спуститься вниз – в семнадцатый или даже шестой век. Ничего невозможного в этом для вас не будет.

– Хорошо, – серьезно сказало буквально на глазах взрослеющее Эго, – в общих чертах я согласен с вашим планом, только пока не решил, отрекаться ли мне только за себя, но и за сына тоже. А уже от этого вопроса, в свою очередь, зависит, останусь я здесь или воспользуюсь вашим предложением и уйду в другие миры. Тут еще надо подумать – и я обещаю, что делать это буду сам…

Одно мгновение – и я вижу что снова стою в своей комнате, где на кушетке, подложив под голову ладонь, спит Император Всероссийский Николай Второй. Пока еще император…

Шестисотый день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Не успел я вернуться с охоты на японские броненосцы, как почувствовал, что Птице в ее ментальных боях нужна моя помощь. Одновременно со мной этот зов услышала Кобра – и мы с ней (точнее, наши ментальные образы), как это обычно водится, явились в ментальное поле Николая Второго одновременно. Интересно, где это подсознание нашего клиента могло взять образы революционных матросов, классических двухбашенных броневиков, а особенно демона революции товарища Троцкого? Или это Ольга Васильевна успела расстараться – ознакомила, так сказать, хозяина земли русской с конечным итогом его хозяйствования? Если так, то все правильно. Думаю, именно этот фактор сделал Николая Александровича таким покладистым. И, кстати, интересно, что чувствовал господин Ульянов, когда Кобра покатила по брусчатке площади конструкт его головы? Надо будет спросить у нее, был это макет (вроде как из папье-маше) или между копией и оригиналом сохранялась непосредственная связь…