Владимир Тимофеев - Три кварка (1982-2012)

На столь «нахальное» и не лезущее ни в какие ворота предположение Жанна отреагировала самым естественным для неё образом:

— Каких ещё женщинах?! — вскипела она, поднимаясь.

— Понятия не имею, — пожал плечами Синицын. — Вариант первый и наиболее очевидный. Раз послание получила ты, значит, и думал Андрей о тебе. В качестве пары твоё сознание подходит ему идеально. Сверхсильная глюонная связь, оптимальное соотношение времени, мощная энергетическая составляющая… вероятность конфайнмента процентов восемьдесят, как минимум.

— А почему только восемьдесят, а не сто? — поинтересовалась женщина, осмыслив сказанное и слегка успокоившись.

— Вариант второй, — продолжил профессор. — Попробуем теперь перевернуть ситуацию и решить задачу обратным способом. Методом, так сказать, от противного.

— Как это, от противного?

— Записку обнаружила ты?

Жанна кивнула.

— Очень хорошо. Значит, базовое решение найдено, — Синицин довольно осклабился и поднял вверх указательный палец. — Но! Это вовсе не означает, что решение единственное. Это означает лишь то, что параметры твоего антикварка полностью соответствуют начальным условиям. А именно, тому состоянию, в котором находился Андрей, когда прятал записку.

— Ты хочешь сказать, что… он мог думать совсем не о Жанне? — попробовал догадаться Михаил Дмитриевич. — Что он думал о какой-то другой женщине, но очень на неё похожей?

— Да, Миш, ты абсолютно прав, — повернулся к «чекисту» учёный. — Андрей мог думать о женщине, которая не то чтобы похожа на Жанну внешне или как-то ещё, а то, что параметры той, с позволения сказать, дамочки полностью соответствуют определённому типу сознания-антикварка. Как раз такому, к какому относится и… наша уважаемая Жанна Викторовна.

Синицын вновь развернулся к гостье и уставился на неё, ожидая комментариев к высказанной гипотезе.

Комментарии не заставили себя долго ждать. Ответ Жанны оказался простым и незамысловатым:

— Шура, ты болван! А ещё гад! Такой же, как се мужики.

— Чего это гад? — насупился доктор наук. — Ты спросила, почему восемьдесят. Я ответил. Ну, хорошо-хорошо, пусть будет не восемьдесят процентов, а девяносто или даже девяносто девять с копейками, все равно ведь от этого ничего не изменится. Мы же тут не в бирюльки играем, а готовимся к серьёзному эксперименту и, значит, должны рассматривать все варианты, даже самые невероятные и фантастические.

Секунд пять Жанна глядела на него словно через прицел. С нехорошим таким прищуром и весьма неприятной усмешкой. А затем, поняв, что добавить профессору нечего, очень медленно и очень внятно произнесла:

— Как ты мог, Шура? Как ты мог сказать мне такое? Мы знакомы с тобой без малого тридцать лет, а Андрея ты знаешь ещё дольше. И ты отлично знаешь, на что он способен и на что не способен ни при каких обстоятельствах… Или ты всё же не знаешь его?

— Ну… да, наверное… знаю, — пробормотал завлаб, ссутулившись под пристальным взглядом женщины.

— Ну а раз знаешь, то скажи мне сейчас как на духу, неужели твой друг достоин того, чтобы ты так о нём говорил? Да, Андрея сейчас здесь нет, и он не может тебе ответить. Но я клянусь, если ты ещё хоть раз выскажешься о нём в подобном ключе, я… я… возьму вот эту вот хрень, — Жанна подхватила клавиатуру и потрясла ею перед носом Синицына, — и разобью её о твою дурную башку. Ты понял меня?!

Шурик в ответ лишь судорожно кивнул, вжав голову в плечи и даже не пытаясь оправдываться. До него только сейчас дошло, что же он натворил. Слава богу, что хоть про ползущего по дереву муравья не успел наболтать. И про бабочку-жучиху не ляпнул. Иначе одной разбитой клавиатурой он бы наверняка не отделался.

— А вообще я, наверно, ошиблась. Ты не болван, Шура. Ты — дебил! — продолжила тем временем Жанна и, обречённо махнув рукой, добавила. — Впрочем, ладно. Хватит об этом. Давайте уже эксперимент проводить. Надоело рассиживаться.

— Ну да, ну да, всё правильно, давайте начнём, — засуетился профессор, радуясь, что всё обошлось. — Миш, ты это, давай садись, а я сейчас…

— Шура. Ты про тетрадку забыл, — заметил Михаил Дмитриевич.

— Что? Какую тетрадку? — удивился учёный и тут же хлопнул себя по лбу. — Ах, да! И вправду забыл, сейчас всё сделаю.

Наклонившись к портфелю, он вытащил оттуда «песенник» и раскрыл его на последней странице.

— Я тут, пока тебя ждал, уже набросал кое-что. Типа, описал короте́нько теорию перемещений во времени и принципиальную схему устройства по переносу. Конечно, в 82-м элементная база не такая как здесь, но если Андрей сумеет как-нибудь подобрать аналоги, то наша задача, естественно, упростится.

— Хм. Ты полагаешь, Андрей сможет собрать такую же установку? — Смирнов недоумённо посмотрел на профессора.

— Нет, саму установку он, конечно, не соберёт, а вот что-то вроде приёмника-ретранслятора запросто, — пояснил тот, оглядываясь на Жанну.

— А зачем он там нужен? — не понял Михаил Дмитриевич.

— Как это зачем? Чтобы обратно вернуться, зачем же ещё?

— Значит, если в 82-м не будет приёмника, то и возврата не будет? — уточнил «чекист», тоже покосившись на Жанну.

Завлаб почесал в затылке.

— Ну, в принципе, можно и без приёмника обойтись, — нехотя сообщил он через десяток секунд. — Но, сам понимаешь, с приёмником будет надёжнее. Да и вообще, нам, в любом случае, надо статистику набирать. Экспериментов пять-шесть с шагом неделя. А пока мы их все проведём, Андрей может спокойненько искать там у себя комплектующие и собирать ретранслятор. Получится — хорошо, не получится… Ну что ж, придётся тогда ещё немного поэкспериментировать. Ещё месяц-другой потеряем. Не страшно, конечно, но…

— Это тебе не страшно, — резко оборвала его Жанна и протянула руку к тетради. — Дай посмотрю.

— Да-да, конечно, бери, — захлопотал Синицын, передавая ей потрёпанную тетрадку. — Только это… можно ты мне место у компьютера освободишь?

— Пожалуйста, какие вопросы, — пожала плечами женщина. — Показывай, куда пересесть.

— Вот сюда, — профессор указал на притулившийся у стены офисный стул с колёсиками. — Когда я включу установку, тебе лучше находиться за красной чертой, я её там специально провёл.

— А что? Ближе нельзя? — поинтересовалась дама, разглядывая вертикальную линию на обоях, проведённую канцелярским маркером.

— Нежелательно. Можешь в конус попасть.

— В какой ещё конус?

— Конус остаточного излучения. Его основание как раз на этой стене, а красная черта — граница опасной зоны.

— А если попадёшь в этот конус, что будет?

— Что будет, что будет. Да фиг его знает, что будет, — профессор почесал нос, потом за ухом, пригладил растрёпанную шевелюру. — Практика — критерий истины. Вот попадёт туда кто-нибудь, тогда и узнаем. В смысле, точно определим вид и степень опасности.