Владимир Тимофеев - Три кварка (1982-2012)

— Ну а всё-таки? — не успокаивалась женщина. — Ни в жизнь не поверю, чтобы у тебя на этот счёт не было никаких идеек. Наверняка ведь уже прикидывал, что, как, куда…

— Прикидывал, — согласился Синицын. — Но чисто эмпирически. По логике, кварк-сознание всякого попавшего под излучение должно будет растянуться по оси времени, как бы следуя за сознанием испытателя…

— Испытатель — это тот, кто будет сидеть на электрическом стуле, да? — улыбнулась Жанна.

— Он самый. Однако вся разница в том, что его перенос я могу в известной степени контролировать и даже вернуть обратно, если что-то пойдёт не так. А вот с остальными этого не получится. Куда их сознание попадёт, насколько задержится, сумеет ли в итоге вернуться… увы, определённости нет. Ответить на эти вопросы я не могу.

— Совсем?

— Совсем, — развёл руками завлаб.

— Жалко.

Жанна подошла к стулу, присела на краешек и, раскрыв тетрадь, принялась читать написанное для Андрея.

— Ничего не понятно, — вздохнула она примерно через минуту. — Слушай, Шур, а можно мне тоже что-нибудь написать?

— Почему нет? Пиши, — отозвался учёный. — Сейчас я только ручку тебе специальную дам.

Усевшись за стол, он немного покопался в ящиках, выудил оттуда «винтажную» ручку с пером и, проверив наличие в ней чернил, передал женщине.

— Вот. Всё. Можешь писать.

Жанна разложила тетрадь прямо у себя на коленях, занесла над ней ручку и… так ничего и не написала. Хотя размышляла над чистым листом секунд тридцать.

— Нет. Не могу, — произнесла она, захлопывая тетрадь и возвращая завлабу. — Не буду я ничего писать. Там мы с Андреем ещё не встретились и значит…

Женщина неожиданно замолчала и вновь о чём-то задумалась.

— Что значит? — осторожно поинтересовался профессор.

— Пусть всё идет, как идёт, — негромко ответила Жанна и, подняв глаза, добавила с нарочитой небрежностью. — Восемьдесят против двадцати — расклад неплохой.

— Безусловно, — изобразил согласие доктор наук, после чего, забрав у дамы тетрадь, направился к установке.

— Восемьдесят — это хорошо, — шёпотом повторила Жанна в спину Синицыну. А потом закончила фразу. Очень тихо. Так, чтобы никто не услышал:

— Но сто процентов надёжнее…

— Главное, Миш, в момент переноса не думать о постороннем. Думай только о том, куда хочешь попасть, — инструктировал Смирнова профессор, надевая ему на голову игольчатый шлем с проводами. — А то ведь провалишься чёрт те куда, вытаскивай тебя потом оттуда, нервничай, дёргайся, энергию трать.

— Нормально всё будет, — досадливо проворчал Михаил Дмитриевич.

Синицын случайно прищемил ему застёжкой ухо, и теперь оно буквально горело огнём, а почесать или хотя бы потрогать его уже не представлялось возможным — руки «чекиста» (в целях безопасности, чтобы ничего не сорвал, когда «улетит») были надёжно «зафиксированы» на подлокотниках.

По словам учёного, электромагнитные зажимы должны будут открыться автоматически сразу после окончания эксперимента, а голову испытателя удерживали в вертикальном положении «пассивные» боковые упоры, придвинутые к шлему с обеих сторон.

— Прямо как ёжик, — пошутила подошедшая к «испытательному стенду» Жанна.

— Скорее, как дикобраз после стрижки, — коротко хохотнул завлаб, беря в руки баночку с токопроводящим гелем. — Ну вот, сейчас электродики присобачим, и всё будет абгемахт.

— А ты умеешь? — полюбопытствовала женщина, заметив, насколько неловко обращается Синицын со «сложной медицинской техникой».

— Терпеть не могу эти датчики, отваливаются постоянно, — пробурчал недовольно Шурик, роняя на пол очередной электрод.

— Дай мне, у меня это лучше получится, — Жанна отняла у профессора гель и оттёрла учёного от Смирнова. — Смотри и учись, криворукий…

— Всё? Или ещё что-нибудь? — поинтересовалась она через пару минут, закончив накладывать электроды и окидывая придирчивым взглядом «подопытного». — Может, укольчик какой-нибудь сделать или капельницу поставить? Я могу, если надо.

— Хорошо зафиксированный больной в наркозе не нуждается, — глубокомысленно изрёк завлаб, подкручивая регулировочные винты на контейнере, где лежала тетрадка. — Ну, всё. Обе мишени готовы. Пора начинать.

Синицын вернулся за компьютерный стол, а Жанна присела на стульчик возле стены, в двух шагах от границы «опасной» зоны.

Установка басовито гудела, огоньки на панелях перемигивались зелёным и красным.

— Начинаю обратный отсчёт, — сообщил профессор. — Миша, ты как? К полёту готов?

— Як пионэр, — ответил из-под шлема Смирнов.

— Ну и отлично, — Синицын нажал какую-то клавишу т принялся громко отсчитывать: — Десять, девять, восемь…

Колёсики на офисном стуле предательски скрипнули. Жанна с беспокойством глянула на учёного. «Нет, кажется, не заметил».

— …семь, шесть…

Женщина передвинулась ещё на немножко. До красной черты оставалось не более полуметра.

— …пять, четыре…

«Чёрт! Что ж он скрипит-то так?»

Стул остановился перед самой отметкой.

— … три, два…

Жанна вздохнула, покосилась на стену, на занятого делом Синицына.

«Прости, Андрюша. Я тебе, конечно, верю, но… пустить дело на самотёк не могу. Да и не хочу, если честно».

Тряхнув головой, она оттолкнулась ногой от пола и вместе со стулом въехала в зону остаточного излучения.

— …один, ноль. Поехали!

Со стороны установки раздался хлопок, потом ещё один, и ещё… Воздух в помещении неожиданно завибрировал. Запахло озоном. Хлопки изменили тональность и очень скоро перешли в сплошной треск…

«Словно бумагу рвут», — успела подумать Жанна за миг до того, как её сознание заволокло чем-то оранжево-серым, по форме и консистенции напоминающим плотный туман, озаряемый режущими глаз, яркими, как молния, сполохами…

Эксперимент длился шесть с половиной минут. Вернувшемуся из «небытия» Смирнову об этом «сообщил» таймер, закреплённый на специальном фланце рядом с контейнером. И хотя по субъективному времени «испытателя» прошло уже, как минимум, полчаса, циферкам на экране Михаил Дмитриевич решил всё же поверить.

— Что там, Шур? Как с показателями? — поинтересовался он ещё через двадцать секунд, окончательно придя в себя и кое-как отдышавшись. Голос его звучал подозрительно глухо и как будто издалека, словно бы в уши набилась вата или какой-то шутник вставил туда невидимые беруши.

Так и не дождавшись или просто не услышав ответа, Смирнов стянул с головы шлем, последовательно снял с шеи, живота и груди датчики с проводами, сделал ещё один вдох, потом глубоко выдохнул, пытаясь восстановить слух, а затем, ухватившись за стержни на подлокотниках, одним рывком оторвал себя от деревянного «ложемента».