Владимир Тимофеев - Три кварка (1982-2012)

— Ладно, будем считать, что вы правы, — усмехнулся Смирнов, уловив суть сказанного. — Однако же в прошлый раз была ещё и монетка. А она-то всяко весит поболее использованных вами чернил.

— Ну, масса её не так уж и велика, — пожал плечами учёный. — Тем более, в прошлый раз мощность потока была существенно выше, да и само по себе перемещение свободного кварка, отвечающее за сознание Андрея, индуцировало колоссальный выход энергии. Так что никаких особых проблем я здесь не вижу.

— А время? С ним-то что происходит? Оно что, у нас и в 82-м течёт по-разному?

— Хм, хороший вопрос, — почесал затылок Синицын. — Для себя я эту дилемму определил так. Время не является какой-то особой линией или осью в четырёхмерном многообразии. Оно так же инвариантно по отношению к действию-отклику, как и чисто пространственные компоненты. То есть, по моему разумению, на текущий момент в событийно-вероятностном поле присутствуют два однонаправленных временны́х потока. Они могут течь параллельно, могут сплетаться причудливым образом, но могут и пересечься в какой-нибудь точке и слиться в один общий поток. Определить, где и когда расположена эта точка слияния… или ветвления — тут всё зависит от позиции наблюдателя — я пока не могу. Но вероятность того, что эта точка обязательно существует, весьма велика.

— То есть, мы и Андрей находимся в разных течениях, — сообразил подполковник.

— Видимо, да. Поэтому на сегодняшний день я считаю нашей главной задачей создать условия для слияния двух этих течений. Тогда, на мой взгляд, возвращение Андрея почти наверняка состоится.

— Понятно… Тогда позвольте ещё один, так сказать, шкурный вопрос. А что-нибудь более существенное, чем запись на бумаге, мы можем отправить в прошлое?

— Увы, в настоящий момент такой возможности нет, — вздохнул Синицын. — Факты — штука упрямая. Я вам, кстати, не рассказывал про побочные эффекты нашего с Андреем случая?

— Нет. А что, там что-то не очень хорошее приключилось? Или пока не ясно, что именно?

Доктор наук немного смутился, но на вопрос всё же ответил:

— Ну, тут всё пока ещё вилами по воде писано, но… Короче, я тут чисто инструментальным путём, причём, в полном соответствии с теоретическими построениями, обнаружил, что после того неудачного опыта в радиусе примерно ста метров от лаборатории образовалась сеть нанопорталов, соединяющих наше время с… эээ… по всей видимости, тем же 82-м годом.

— Вот это да! — изумился Михаил Дмитриевич. — И вы всё время молчали?!

Синицын опять замялся.

— Ну да, молчал. А какой смысл трепаться об этом на каждом углу? Порталы весьма нестабильны и исчезнут, максимум, через месяц. Да и сами они… хм, вот ведь ирония судьбы, привет господину Чубайсу, имеют наноразмеры. Так что ничего существенного в них не впихнёшь[1].

— Жаль, — констатировал подполковник.

— Жаль, — согласился учёный.

— И, значит, теперь…

— Будем ждать ответа из прошлого и готовиться к следующему этапу эксперимента. Переносу сознания. Только, конечно, не столь радикальному, как с Андреем, и не сегодня. На подготовку мне потребуется не меньше недели.

— А что сегодня?

— Как что? Отметим удачный опыт.

С этими словами Синицын встал, прошёл к шкафу, порылся среди приборов и книг и вытащил на свет божий полулитровую бутыль виски.

— Джонни Уокер. Грин лэйбл, — сообщил он ухмыляющемуся подполковнику. — Купил по случаю в Глазго. Хотел, правда, на литр раскошелиться, но… жаба задавила. Фунтов пятьдесят сэкономила… дура.

— Не страшно, — рассмеялся Михаил Дмитриевич. — Мы же чисто символически. Всего по стакану на рыло. А больше — ни-ни.

— Это точно…

— Ну что, Шур, ещё по одной? — поинтересовался Смирнов минут через тридцать и, не дожидаясь ответа, принялся разливать остатки шотландского самогона.

— Эх, жаль, закуси нет, — посетовал доктор наук, наблюдая за процессом распределения жидкости по стаканам.

— А вискарь, вообще, положено закусывать или как? — усмехнулся «чекист», убирая опустевшую бутылку под стол.

— Хрен знает. Наверное печеньками какими-нибудь. Или этим, как его, хаггисом.

— Варёными кишками барана? — заржал подполковник. — Нет уж, спасибо. Лучше, я думаю, рукавом всё это дело занюхать или там галстуком.

— Верно, — согласился Синицын. — Я вообще, перво-наперво чай хотел предложить, но потом вспомнил, к чему наше с Андрюхой чаёвничание привело, и решил, ну его в баню, этот чай с печеньем.

— Это правильно.

— Во-во. Ты, Мих, мужик правильный. А правильным мужикам надо что-нибудь погорячее. И без закуски.

— Ага. Ты ещё про баб вспомни, — хохотнул Смирнов, поднимая стакан. — Ну, вздрогнули?

— Погоди, Миш, — остановил его собеседник. — Я тут вот хотел спросить тебя кое о чём.

— Ну так спрашивай, чего ждёшь?

— Ты, Миш, это… тебе в боевых действиях участвовать приходилось?

— В боевых действиях?

Михаил Дмитриевич поставил стакан на стол и внимательно посмотрел на учёного.

— Знаешь, Шур, я вообще по профессии больше, хм, юрист, нежели боевик, но… да. Всякое в жизни бывало.

— Чечня? Или ещё Афган?

— Ни то, ни другое, — отрезал Смирнов. — Хотя и там, и там по службе бывал. Врать не буду.

— А стрелять доводилось? И это… попадать? — не унимался доктор наук.

— Стрелять доводилось. А вот попадать — не знаю. Темно было. Туман войны, сам понимаешь — отшутился Михаил Дмитриевич. — А что это тебя вдруг эта тема заинтересовала?

— Да как сказать, — почесал затылок Синицын. — Ты же сам говорил, пасут нас. Вдруг обложат со всех сторон, придётся отстреливаться.

— Ты эти паникёрские настроения брось. И вообще, стрелять в своих — последнее дело. А то, что пасут нас свои, ну, то есть, мои коллеги по цеху, это почти наверняка так и есть.

— А вдруг чужие? Бандиты какие-нибудь или, вообще, шпионы иностранные, диверсанты.

— Поживём — увидим, — пожал плечами «чекист». — В любом случае, до стрельбы дело лучше не доводить.

— Ну а если?

— А если припрёт и выяснится, что перед тобой враг, я первый нажму на спуск. И наплюю на всякие там условности вроде Уголовного кодекса. Понял?

— Понял. Как не понять. Я, кстати, стрелять тоже умею. Оружия только нема.

— Понадобится — найдём и оружие. Но всё равно, лучше нам обойтись без этого.

— Согласен, — вздохнул Синицын. — Отец мой покойный тоже так говорил. Хотя всю войну прошёл, награды имел, ранен был дважды.

— А он у тебя что, в Великую Отечественную воевал? — удивился Смирнов. — Вроде бы не должен по возрасту.

— Почему это не должен? — ответно удивился профессор. — Ах, да, понятно. Не, он меня просто поздно родил, через двадцать лет после победы. А так, его в 42-м призвали. Работал помощником мастера на заводе, бронь была, но вот не смог усидеть, пошёл на фронт добровольцем. Сначала в пехоту, потом в танкисты определили.