Владимир Тимофеев - Три кварка (1982-2012)

— Хм, у меня отец тоже танкистом был. И дядя двоюродный по матери. Отца в 44-м комиссовали, вчистую, после ранения, а вот дядя домой так и не вернулся. Пропал без вести под Сталинградом.

— Под Сталинградом? — неожиданно заинтересовался Синицын. — А где именно? И когда?

— По документам считается, что в сентябре 42-го, 18-го числа, где-то в районе станции Котлубань.

— А звали его как?

— Постников Александр Викторович. Комиссар 215-го танкового батальона 12-й отдельной бригады. Он родом с Ветлуги, это в Горьковской области, а мой отец из Шахуньи, совсем рядом…

— Вот это да! — потрясённо пробормотал учёный. — Это что же выходит? Мы, Миш, с тобой чуть ли не земляки и почти что однополчане?

— Это как?

— Дык, мой отец тоже оттуда, с Горьковской области, из Павлово-на-Оке. Плюс он под Сталинградом в тех же местах воевал, причём тогда же и, по всей видимости, в той же бригаде, что и твой дядя.

— Да уж, неисповедимы пути господни, — покачал головой Михаил Дмитриевич. — Чувствую, о многом ещё нам придётся поговорить, но сейчас… Давай-ка, мы, Шура, сейчас помянем их всех. Отцов и дедов наших. Всех, кто когда-то… за Родину…

— Помянем. Пусть им земля будет пухом.

Мужчины подняли стаканы и молча, не чокаясь, выпили. Третью. Последнюю. За тех, кто уже никогда не вернётся.

Капитан Василевский медленно шёл по направлению к метро «Щукинская». Торопиться ему было некуда, поскольку «объект» тоже не слишком спешил: долго гулял по скверу, разделяющему соседние улицы, сидел на лавочке, кормил голубей. Короче, наслаждался жизнью и выглядел донельзя довольным.

«Шпионить» за Смирновым капитан не рискнул, решив ограничиться гражданином профессором. Наблюдение с учёного уже сняли, а вот прослушку Сергей отменить вроде как «позабыл». Точнее, «не успел», как и в случае с окончательным оформлением постановления о прекращении дела. Здесь сыграло свою роль то, что полковник Свиридяк имел странную привычку — в соответствующей графе документов он расписывался, а вот число обычно не проставлял, доверяя эту «почётную обязанность» исполнителю. Пользуясь ленью начальника, Василевский решил слегка потянуть резину, надеясь, что Свиридяк не будет перепроверять, ушло ли дело в архив.

И комплексная проверка Курчатовского Института на предмет соблюдения режима, запланированная на среду, четверг и пятницу, подвернулась как нельзя кстати. Изначально предполагалось, что от их подразделения в работе комиссии будет участвовать другой сотрудник, но капитану без труда удалось убедить молодого коллегу уступить ему эту скучную «миссию». Полковник против замены возражать не стал, поэтому в бумаге, направленной в институт, значилась фамилия Василевского.

Помимо исполнения привычных обязанностей, связанных с работой комиссии, Сергей нарезал себе ряд дополнительных задач, относящихся к «делу о трёх кварках». Находясь три полных дня на территории НИЦ КИ и имея возможность получить доступ ко всем тамошним системам слежения и контроля, он рассчитывал на то, что сумеет понаблюдать за учёным и контактирующими с ним лицами в их, так сказать, «естественной среде обитания». Ко всему прочему, капитан мог теперь легко определить момент выхода профессора из института, а потом спокойно, без суеты, «сопроводить» завлаба туда, куда он решит отправиться после работы. Также стоило подумать над тем, как, не вызывая подозрения у «местных контриков», проконтролировать предстоящую встречу Синицына со Смирновым, которая, судя по разговору в пивной, должна была состояться в конце недели, причём, по всей видимости, именно здесь, на территории режимного предприятия. Смирнов был одним из руководителей фирмы-подрядчика, и формальный повод заглянуть на объект у него имелся. В здании лаборатории полным ходом шли строительно-монтажные работы, по этажам бродили рабочие с болгарками и перфораторами, а возле стен активно сгружались доски, арматура, кирпич и прочие стройматериалы.

Присутствовал, правда, один непонятный момент. Со стороны полковника Свиридяка комиссии была поставлена неофициальная и не совсем типичная для их службы задача — «накопать» нарушения, которых должно хватить на полноценное представление «о необходимости временного приостановления научно-производственной деятельности в помещениях, не соответствующих требованиям безопасности».

Несмотря на негативное отношение к Свиридяку, Сергей даже не подозревал о настоящих причинах странных пожеланий начальника… А тот, логично рассудив, что лаборатория № 34 вполне подходит под указанное «несоответствие», рассчитывал на стандартную реакцию лишённого «технической базы» учёного. В том смысле, что из-за невозможности продолжить работу Синицын будет вынужден срочно подыскивать новое место для своих частных экспериментов. Причём, не на закрытой от чужих глаз территории, а там, где и проследить за ним проще, и «прихватизировать» результаты исследований легче…

Увы, всего этого Василевский не знал, а, не будучи профессионалом в области наблюдения, не замечал очевидного — того, что в этом парке не только он следит за гражданином профессором. Неоднократно попадавшийся капитану на глаза небритый мужичок с пакетом в руках, обстоятельно копающийся в урнах, вовсе не являлся бомжом, да и молодой кавказец в кожаной куртке, увязавшийся за спустившимся в метро учёным, тоже не был обычным гостем столицы. А на выходе из подземки за Синициным направился работяга, который до этого, подпирая плечом угол ларька, неспешно потягивал пиво из купленной там же бутылки. Второй или третьей по счёту…

Впрочем, на капитана все эти шпионствующие граждане, как ни странно, тоже не обращали внимания. Любители, одним словом. Типичнейшие…

«Чужую» наружку Сергей смог вычислить только когда профессор уже вошёл в свой подъезд. Сразу трое державшихся порознь разновозрастных мужиков вдруг сошлись на углу дома, после чего уселись в подъехавшую к ним «Ауди» достаточно укатанного вида. Когда иномарка вползла во двор и, сделав круг, остановилась так, чтобы просматривался подъезд Синицына, сомнений у Василевского не осталось. Озадаченно глянув на сидевших впереди «лиц кавказской национальности» и рассмотрев литовские номера, капитан мысленно выругался, кляня себя за излишнюю самоуверенность: «Да уж! Никогда ещё Штирлиц не был так близок к провалу».

Только сейчас до капитана, наконец, дошло, что все его «чётко спланированные действия» на самом деле являются чистой воды партизанщиной. Вместо любительской слежки гораздо логичнее и правильнее было бы попытаться ещё раз доложить свои соображения руководству и постараться-таки убедить его в необходимости продолжения официальной проверки. А в случае неудачи — просто пообщаться на эту тему с коллегами из другого отдела, пожаловавшись между делом на странности в поведении «этого самодура Степаныча». К гадалке не ходи, «соседи» поняли бы его «правильно» и доложились бы по инстанции, намекнув о сложившейся ситуации «кому следует». В результате чего Тарасу Степановичу Свиридяку пришлось бы таки «проявить рвение» и возобновить прекращённую им же проверку.