Александр Борисов - Так не бывает, или Хрен знат [= Хрен знат] [litres]

К праздничному столу меня, естественно, не позвали. Нечего детям смотреть, как взрослые выпивают. Поэтому я обедал на кухне. Бабушка суетилась между двумя столами, а дед терпеливо выслушивал, скольких седых волос стоили матери и отцу Валькины закидоны.

– Месяц назад верёвку у неё отобрал, – рассказывал Валерий Иванович. – Вернулась из школы, плачет: «Он меня Бастиндой назвал!»

«Ага, – думал я, поглощая бабушкин борщ, – значит, дело тут не в одном артистизме. Походу, Бабка Филониха крепко в кого-то врюхалась. Слабовато я поднажал. Надо будет ещё».

– Теперь же, – продолжил Валькин отец, – совершенно другое дело! Ты не поверишь, Степан Александрович, но я ошалел, когда моя Люха стала выворачивать гардероб и подбирать себе нарядное платье. Терпеть этого раньше не мог, а в пятницу аж прослезился. Повеселела, поёт, матери помогает, разве это не чудо?

Лодочками сложив ладони и бессильно уронив их на колени, бабушка чинно сидела за гостевым столом. Она обладает каким-то внутренним тактом. Когда человек изливает душу, рассказывает что-то важное для себя, она никогда его не прервёт, ни словом, ни жестом.

Никем не замеченный я слинял в огород. Гость в доме – это, конечно, к добру, но как-то не вовремя. Конфеты тоже не будут лишними, но разве для этого я приглашал Вальку в кино? Теперь получается типа обязан. Посвятить ей, что ли, какой-нибудь подходящий стих?

К счастью, Валерий Иванович оказался человеком тактичным, не стал допоздна мурыжить радушных хозяев. А может, знал, что деду сегодня опять после ночи в ночь. Бабушка отыскала меня у колодца, когда он уже уходил. Нехорошо, мол, надо проститься. Пришлось ещё раз сунуть в его ладонь свою тощую руку и выслушать слова благодарности. По-моему, я Валькиному отцу не очень-то и показался. Так… мелочь пузатая. Филониха, кстати, совсем на него не похожа. Разве что разрез глаз…

– Ты уроки на завтра выучил? – строго спросил дед, помогая бабушке убирать со стола.

– Какие уроки? – обиделся я. – Последний день!

– А я и забыл! – обрадовался он. – Тогда так: завтра вечером на улицу ни ногой! Валерий Иванович обещал дровами помочь. А в среду с утра все вместе поедем в поле, на огород.

Я не расстроился, хотя фраза «последний день» для меня прозвучала как-то двусмысленно. Насчёт дров – это хорошо. Не всё же нам с дедом шоркать двуручной пилой неподъёмные брёвна. Как я позже узнал, Валькин отец был заведующим угольными складами – человеком, знакомство с которым в то время считалось блатом. Так что, если в семье Филоновых и была Золушка, то это точно не Валька.

После застолья дед завалился спать. Срочных дел по дому не намечалось, поэтому я смылся на речку. Хотел искупаться, да не довелось. Пляж оккупировали взрослые пацаны, ровесники Петьки Григорьева. По кругу гулял гранёный стакан, на отмели охлаждалась трёхлитровая банка вина. Витька Девятка, старший из братьев Фёдоровых, бренчал на семиструнной гитаре. Это он покажет нам с Жохом основные аккорды: маленькую звёздочку, большую звёздочку, лестницу и баррэ. От него мы впервые услышим песни Высоцкого. А пока от этой компании нужно держаться подальше. Зашлют в ларёк за вином или за сигаретами. А оно мне сейчас надо?

Я развернулся и зашагал вниз по течению. Мимо меня с гомоном промчалась босоногая стайка дошколят. Они толкали перед собой две автомобильные камеры. Когда-то и мы с пацанами забегали к верховьям, чуть ли не до элеватора, и спускались вниз по реке, обливая друг друга водой из велосипедных насосов. Ну, типа морской бой.

На перекатах резвилась рыбёшка. В нишах у среза воды из берега били ключи. Через четверть века они заилятся. Я приеду в последний отпуск и впервые в своей жизни пройду по сухому руслу реки моего детства. Где-то в верховьях его будут перегораживать, чтобы воду пускать на фермерские поля. Ещё через десять лет река отомстит. Начнёт приходить в дома, затапливая прибрежные улицы.

Напротив хаты бабушки Лушки берег был обрывистым и крутым. Она умерла лет десять назад, ещё до того, как я впервые приехал сюда. Родных у неё не было, и сейчас здесь жили чужие для неё люди. Уже, наверное, и холмик могильный зарос на старом городском кладбище, а название Лушкин затон кочует из памяти в память, передаётся из уст в уста, от пацана к пацану.

Купаться я здесь не любил, хотя это и было самое глубокое место на нашей реке. Сюда почему-то никогда не проникало солнце. Его заслоняли заросли ивняка. К тому же ходили слухи, что в этой спокойной заводи живёт громаднейший сом, который может схватить за ногу и утащить на дно. Я обошёл Лушкину глубинку далеко стороной, разулся и зашагал по течению в сторону своего огорода.

На смоле под погрузкой стояли ещё четыре машины. Бабушка на островке копала молодую картошку.

Жизнь продолжалась, текла спокойной рекой, без стремнин и обрывов. Человечество потихоньку глупело, искренне полагая, что счастье в деньгах.

Вечером мы ели торт от городского начальства. Холодильника нет, лето, не пропадать же добру? Вкусно, но много и слишком уж сладко. Поэтому я отставил в сторону кружку с «какавой» и сходил в коридор за закваской. За мной потянулись бабушка с дедом.

В то время у каждой хозяйки на подоконнике, между фикусом и алоэ, стояли ряды поллитровых банок с этим кисломолочным продуктом. Молоко, сколько его ни кипяти, к вечеру начинало скисать. Поэтому всё, что семья не успевала выпить, сливалось в чистую тару и выставлялось в очередь на подоконник. Туда, по идее, должен был добавляться какой-то грибок, но этого я ни разу не видел. Бабушка снимала верхушку с уже перебродившей закваски и перекладывала содержимое в новую банку. Классное блюдо. Чайная ложка сахара на стакан, перед употреблением размешать. Эдакий совдеповский йогурт.

Под закваску торт прокатил на ура. Съели почти всё, а остатки упаковали деду с собой на дежурство.

Перед сном меня немного тошнило, но выспался хорошо. Витёк почему-то за мной не зашёл, и в школу пришлось чесать одному.

Была торжественная линейка. Все выстроились буквой «П» перед бюстом дедушки Ленина. Директор произнёс речь и начал вручать похвальные грамоты, а школьный оркестр играл туш.

К моему удивлению, из нашего класса «удостоили» не только Соньку, но и Бабку Филониху. Когда она вышла из строя, в той самой синей юбке и белой блузке, в которых ходила в кино, многие пацаны мне позавидовали. Оказывается, Валька была отличницей. За давностью лет я об этом забыл. В число школьных красавиц она до сих пор не входила в силу известных причин.

Потом для десятиклассников прозвучал последний звонок. Они разошлись по домам готовиться к выпускным экзаменам, а все остальные – по своим классам.