Александр Борисов - Так не бывает, или Хрен знат [= Хрен знат] [litres]

Трындеть – не мешки ворочать. И Петро с новыми силами взялся было за повествование, но у него не хватало фантазии. Дальше «тряпочки под подушкой» дело почему-то не шло. Почувствовав, что плывёт, он таки изловчился и вышел из неловкого положения:

– В общем, так, пацаны, чего уж там мелочиться! Вечером, как стемнеет, приходите ко мне домой и вместе рванём на блядки!

Не знаю, как Сашка, а я Петьку Григорьева сразу зауважал.

К таинственному походу «на блядки» мы готовились, как полярники на Северный полюс. Долго думали и решали, брать нам с собой гитару или не брать? С одной стороны, лишней не будет, а с другой… люди же как-то обходятся без песен и серенад? Особенно убивало отсутствие плавок. Нам почему-то казалось, что в семейных трусах много не наблядуешь.

Время шло. Солнце садилось. В моей душе нарастало смятение.

– Может, ну его на фиг, как-нибудь в другой раз? – Я схватился за эту фразу, как за спасательный круг.

Сашка сплюнул, посмотрел на меня с презрением и вынес свой приговор:

– Опозоримся – так опозоримся! Надо же когда-нибудь начинать? В следующий раз будем умнее.

Петька нас почему-то не ждал. Семья Григорьевых ужинала во дворе. Бутылочка шла по кругу. После долгого собачьего лая из калитки выглянула раскрасневшаяся Танька. В ответ на просьбу позвать старшего брата попросила полчасика подождать. Он, мол, ещё «не поел».

Чтоб не смущать хозяйского пса, мы отступили к дому напротив, сели на брёвнышко.

– Не будет тут ничего, – мрачно сказал Сашка. – Только мы всё равно не уйдём. Посмотрим, как он будет выкручиваться.

Стрелки часов приближались к восьми. Это был крайний срок, до которого меня отпускали гулять. Опять попадёт! А что делать? Не бросать же товарища одного?

Наконец лязгнул засов. На фоне открывшегося проёма проявилась Петькина тень.

– Ну, кто там ещё? – мрачно спросил он, всматриваясь в темноту. – А ну, выходи на свет!

Я думал, он нас не узнает. Ан нет! Не только узнал, но и вспомнил, зачем мы сюда пришли.

– Сейчас, пацаны, айн момент.

Он вышел в спортивных штанах, белой гражданской майке и вьетнамках на босу ногу. В опущенной левой руке, как противотанковую гранату, держал бутылку, закрытую кукурузным початком.

Мы смотрели и мотали на ус.

– К балерыне пойдём, – пояснил старший товарищ.

– Она нас уже ждёт? – робко спросил я.

Петро посмотрел на меня, как на существо неразумное, но пояснил:

– Это такая шаболда [17] Шаболда (молодёж. сленг) – девушка или женщина лёгкого поведения с оскорбительным подтекстом. , что всем даёт.

Блядки были недалеко. Через пару кварталов наставник остановился и приступил к дальнейшему инструктажу:

– Подождите меня здесь, чуть что, позову.

Это «чуть что» мне сразу же не понравилось.

Мы послушно сели на траву у кювета, а дембель свернул направо и скрылся в ночи. Где-то недалеко затрещали кусты, зашлись окрестные псы.

Дабы не пропустить что-нибудь важное, мы подобрались ближе. Ломая ветки сирени, Петро топтался под окнами невзрачной хатёнки и бросал комочки земли в закрытые ставни.

Никто не выходил. Внутри было темно. Сквозь щели не пробивалось ни единой полоски света.

– Мне кажется, там никого нет, – с ехидцей шепнул Жохарь, подтверждая мои подозрения.

Время шло, а Петька всё «блядовал». Наконец это дело и ему надоело. Он разломал скамейку, стоявшую у калитки, матюкнулся и зашагал прочь, не забыв прихватить бутылку. Проходя мимо места, на котором, согласно инструкции, должны были сидеть мы, нарочито громко заговорил:

– Вот сучка! Всё бы ей выделываться, всё бы хвостом крутить! Некогда ей, нет настроения. Да пошла ты! Ага, размечталась, женился бы я на тебе!

В сторожку я даже не заходил. И так было видно, что людям не до меня. Смоловозки сновали туда-сюда. Город ширился, обрастал новостройками, и всем нужен был наш гудрон. Дядя Вася отпускал длиннющую очередь, а Петро сегодня отвечал за разгрузку. К открытым резервуарам подогнали целых четыре вагонные секции. Наверное, они были с подогревом: смола из них шла самотёком и дымящимися языками разливалась по гладкой поверхности, хороня под собой трупы домашних и диких птиц. Это было, пожалуй, единственное неудобство от такого соседства. На солнце, во время летней жары, поверхность резервуаров очень напоминала пруды с чистой прозрачной водой. Гуси и голуби залетали сюда стаями. Поэтому поговорка «Увяз коготок – всей птичке пропасть» здесь, на смоле, обретала конкретный безжалостный смысл. А зимой в этих коробках мы играли в хоккей, гоняли плоский булыжник самодельными клюшками, вырезанными из вербы. Коньков на нашей улице ни у кого, кроме меня, не было. Но они почему-то по смоле не скользили. Да и кататься я не умел. Меня увезли с Камчатки, когда я только-только научился на них стоять.

Запарка была конкретной. Никто из мужиков со мной даже не поздоровался. Да я не был на них за это в обиде. Наоборот. Уходя в школу, я даже в мечтах не надеялся ещё раз взглянуть на свой дом, на весь этот мир, наивный, родной и уютный. Даже солнце сегодня светило под стать моему настроению, и ничто не могло его омрачить.

– Ну, вот он, герой! – торжественно вымолвил дед, когда я открыл калитку.

Я насторожился. Неужто где-то нашкодил? Но продолжения не последовало, и от души отлегло. Обернувшись, я встретился взглядом с незнакомым моложавым мужчиной. Вставая со стула, он затушил сигарету с фильтром и сделал шаг мне навстречу.

– Спасибо тебе, парень, – вымолвил гость дрогнувшим голосом, – ты мне дочку вернул.

Фигасе, сюрпризы! В ожидании разъяснений, я завертел головой. Дед сидел на низкой скамейке и невозмутимо курил.

– Это Валерий Иванович, отец Вали Филоновой, – пояснила мне бабушка. Она стояла в дверях в белом нарядном платочке и без своего вечного фартука. – Ну, накурились? Милости просим в хату.

Не находя других слов, Валькин отец продолжал трясти меня за руку. Заклинило мужика. Наверное, поддал, расчувствовался. Чтобы разрядить обстановку, я прикинулся вещмешком и произнёс, глядя на него снизу вверх:

– Я ни при чём. Это она сама меня в щёку поцеловала.

– Ну, милый мой Гандрюшка, – заполнил паузу дед, – тогда засылай сватов!

Так вышло, что первым не выдержал я. Потом засмеялись все остальные. А громче всех хохотал Валькин отец. Он даже стонал и всхлипывал.

И разумеется, без застолья не обошлось. Дожидаясь меня, взрослые порешили принесённую гостем бутылку шампанского и теперь приговаривали дедов графин. На столе меня дожидался торт и полная ваза конфет «Мишка косолапый». Наблядовал… Эти конфеты я очень любил. Верней, не сами конфеты, а фантик с картиной «Утро в сосновом лесу». Ковёр с такой репродукцией висел над моей детской кроватью, когда я ещё был маленьким и жил на Камчатке.