Андрей Посняков - Варвар: Воин Аттилы. Корона бургундов. Зов крови [сборник litres]

Все произошло настолько быстро, что прячущиеся в буреломе малолетки даже не успели толком ничего понять. Лишь один, самый сообразительный, с криком бросился прочь, да так, что пятки засверкали.

– Ну? – Радомир хмуро обернулся. – А вы что ждете? Пока я вам уши отрежу?

И двинулся было к кустам, помахивая мечом, но молодые разбойники кинулись в разные стороны, словно зайцы. Один, правда, обернулся, смешно, по-детски погрозив кулаком:

– Подожди, мы еще с тобой встретимся на узкой дорожке!

– Да хоть на широкой, – опустив меч, захохотал Радомир. – Бегите, бегите, придурки малолетние, и не дай вам бог вернуться.

Но едва ли им придет в голову возвращаться – такие дураки в лесу не выжили бы.

– О, господин! – в изумлении воскликнул селянин, немного опомнившись. – Как ты их… ловко. Ты воин?

– Был когда-то. – Нагнувшись, юноша обтер окровавленный клинок спаты о траву.

Подумал было взять ее с собой, но на обратном пути на мосту неминуемо возникнут вопросы – не положено такое оружие мелким торговцам кирпичом.

– О друг мой, едем же скорее отсюда! Позволь узнать твое славное имя?

– Меня зовут Рад.

– А я – Кардон Навозник.

– Очень приятно… – отозвался Родион, мысленно добавив: «Только не для носа». – Стражники на мосту, я смотрю, тебя неплохо знают?

– Конечно, знают! Меня многие знают – я ведь вывожу навоз из конюшен легиона.

– Вот как? – заинтересовался Родион. – И что, это выгодная работенка? А не мог бы ты и меня пристроить? Видишь ли, у меня сейчас денежные затруднения, но к лету я думаю встать на ноги.

– Какие вопросы, друг? Устроим, – засмеялся Кардон Навозник. – Но вот эту штуку, – он кивнул на спату и озабоченно почесал бороду, – я тебе с собой носить не советую. Давай лучше мне – я продам, а денежки мы вместе прогуляем сегодня же вечером в какой-нибудь хорошей таверне. Там и поговорим о твоем устройстве! Думаешь, это такое простое дело? На хорошее место всегда желающих хватает!

– Уж это ясно дело. В какой таверне встретимся?

– На улице Августа, недалеко от казарм есть одна, «У коня». Рядом площадь Святого Саллюстия, а в народе знаешь как ее называют?

– Как?

– Площадью воров, вот как! Народец там лихой – палец в рот не клади, с головой откусят. Рынок небольшой, так у селян лошадей воруют, быков. Только отвернешься, а конька-то твоего и след простыл!

В этот день Радомир вернулся на постоялый двор близ базилики Петра и Павла поздним вечером, даже почти ночью. Да не один, а с целой компанией, состоявшей из Кардона и патруля ночной стражи – его приятелей. Поводов выпить нашлось в изобилии – за счастливое избавление от разбойников, за знакомство, за новую работу, за теплый вечер, за золотую луну, за красивых дев, за…

В общем, шли в обнимку по улице и орали песни – давненько Родион так не расслаблялся.

Алауды, алауды, вперед! Ха-ха!

– Рад, дружище! Кстати, ты хоть знаешь, кто такие алауды? Нет? Так и знал, что ты не из наших земель. Алауды – это «жаворонки».

– А, знаю! Птички такие… фью-фью-фью…

– Да не птички, а воины! Так с давних пор прозвали легионеров из наших, из галлов.

– А-а-а… Пришли уже – вон церковь, а вон постоялый двор… Нет! Это вон там – постоялый двор, а тут – церковь. Значит, нам не сюда. А куда нам? Мы вообще, куда идем, друг? А, нас воины ведут… забрали!

– Никуда они нас не ведут, просто провожают. Так мы что, пришли уже?

– Пришли, да… Поднимайся, жена будет рада.

– А она нас не прогонит?

– Ха!

– И ничем тяжелым не бросит? А то было как-то…

– Не бросит, не переживай… Идем! Алауды, алауды, вперед! Ха-ха!

Простившись с воинами на площади, приятели вошли в таверну, выпили еще по кружечке и, пошатываясь, поднялись в съемные комнаты.

– Ну, вот, – хохотал Радомир – Вот и пришли. Хильда, эй, Хильда… Мы тебя не разбудили, милая?

– Нет, не разбудили, – открыв дверь, девушка сперва удивилась, но потом едва не рассмеялась. – Хорошо, хоть предупредил, что в корчму пошел. А то бы я волновалась.

– Не надо волноваться, – молодой человек чмокнул супругу в щеку. – А это, кстати, мой друг Кардон Навозник. Он немножко пьян, извини…

– Э, дружище Рад, это еще как посмотреть, кто тут из нас пьян!

– А я на работу устроился! Завтра уже выхожу… выезжаю…

– Знаю, ты говорил. Это хорошо! Ой… – Хильда поморщилась. – Ну и запах от вас. Открою-ка ставни.

– Это запах моего нового заработка, так что привыкай! Деньги не пахнут, как говорил имп… имп-ператор Вепс… Веспс… Не помню, ну и черт с ним! Лучше закажи у трактирщика вина!

– Вино есть. – Хильда кивнула на кувшин, стоявший на столике. – Приходила жена хозяина, племянница с ней, посидели немного, песен попели. А вино еще осталось, сейчас налью, проходите.

– Песни, говоришь, пели? Про жаворонков? Фью-фью-фью…

Через неделю Радомир знал об охране моста все. Правда, за это время он насквозь пропах навозом и приобрел таких знакомых, о которых в приличном обществе упоминать было не принято. Зато теперь оставалось только ждать посланца от Варимберта, а уж потом… Родион хоть и привык к здешней жизни, все же не оставил мечту когда-нибудь вернуться домой, причем вместе с Хильдой. Что девушка из эпохи великого переселения народов будет делать в начале двадцать первого века, как все воспримет, не сойдет ли с ума от культурного шока – подобными вопросами молодой человек покуда не озадачивался, справедливо полагая, что не следует ставить лошадь позади телеги. Сначала выбраться бы, а уж потом видно будет.

Май, наполнивший цветением яблоневые и вишневые сады, здесь, в Галлии, был уже совсем летним месяцем. Стояла настоящая жара, буйно зеленели леса, пышно цвели луга, поля колосились пшеницей, овсом, рожью. Клонящаяся к закату великая империя была еще в состоянии обеспечить своим гражданам спокойную и счастливую жизнь: по вечерам в садах и на улицах играли дети, прогуливались солидные пары, и юные влюбленные целовались в тенистых портиках под пение птиц.

Но Родион знал точно, что этот мир доживает последние дни. Вот-вот грянет нашествие германских племен, как его именовали историки-французы, или «великое переселение народов», как более деликатно выражались немецкие, а вслед за ними и русские профессора. Хотя едва ли можно назвать народом тех же гуннов – ведь кого только нет у Аттилы! Якобы гунны – это на самом деле и готы, западные и восточные, и гепиды, и герулы, и тюринги, и сигамбры, даже словены! Если так рассуждать, то какую-нибудь Первую конную армию тоже можно назвать «народ красных», а, скажем, войска Деникина – «народом белых».

Время шло, посланец Варимберта все не являлся, и приходилось задумываться о будущем. Нужно было на что-то жить, ведь гуннское серебро и деньги августейшей матроны таяли с каждым днем. А если вторжение отложится, что тогда?