Сергей Лифанов - Сердце запада

За год, проведенный вместе под сенью миссис Уоллис, девочки

сдружились так, что совсем сроднились. И теперь смотрели на

жизнь так: если у Сильвии ленточка — то и у Эмили ленточка. Если

у Эмили платочек — то и у Сильвии платочек. То есть все обновки

надо было покупать в двойном количестве и желательно

одинаковое. Поэтому мы с миссис де Туар рассудили так: она

присматривает за девочками, покупает им, что нужно, половину

стоимости покупок оплачиваю я.

И если вы желаете возразить, что Эмили уже достаточно взрослая, чтобы пойти работать... ну, теоретически — да. Практически —

тоже да. Ни закон, ни обычай не запрещали Эмили работать и

зарабатывать, беда только в том, что условия работы и заработок

для девочки-подростка у нас в Форт-Смите не сильно отличались

от жизни у миссис Уоллис. Неквалифицированный женский труд

вообще в это время по всем Соединенным Штатам оплачивался

очень скудно, так что в лучшем случае Эмили могла рассчитывать

на 2 доллара в месяц плюс жилье плюс кормежка, рабочий день

ненормированный. Фабрик, где требовался женский труд, в Форт-

Смите пока не завелось, а домашняя прислуга оплачивалась

весьма скудно. Хорошо зарабатывали у нас в городе разве что

прачки, но вот эта тяжелая работа точно была не для подростка, а

для физически сильной женщины из той породы, что коня на

скаку остановят, да и занимались стиркой у нас в основном

негритянки.

Форт-Смит, надо сказать, во многом был городом не столько

западным (читай «вестерн» в русском значении этого слова), сколько южным — хлопок, табак и всякое, — и потому у жителей

существовали кое-какие предрассудки насчет того, чем не может

заниматься белый человек, и особенно — белая девушка. И

работать по найму для белой девушки — нет, ни за что, лучше

смерть! На том миссис де Туар стояла твердо.

Эмили вообще-то мечтала стать кухаркой — научиться готовить и

всегда быть при еде, а если выучиться готовить очень хорошо —

так хозяйки такую кухарку переманивать друг у дружки будут, и

жалованье платить будут большое. Однако миссис де Туар

полагала, что кухарками могут быть только негритянки, и когда

мы пытались рассказать ей, что на Севере всё не так, она в такие

невероятные ужасы не то чтобы не верила... но воспринять как

нормальное положение дел просто не могла.

Если уж жизнь повернулась так, что остается жить только на

собственный заработок, полагала миссис де Туар, то можно

сдавать комнаты, брать на дом работу вроде шитья или вышивки, преподавать музыку, на худой конец стать приживалкой-

компаньонкой — но наниматься прислугой в чужую семью? Нет!

Можно получать жалованье, работая в госпитале — это мало чем

отличается от благотворительности и вполне благопристойное

занятие, однако ходить в какую-нибудь контору и получать

жалованье за переписывание там бумаг — нет, это неприлично!

— А еще есть древнейшая профессия, — однажды буркнул я, когда

меня достали эти рассуждения. — Тоже можно дамам

зарабатывать. Не выходя из дома.

Миссис де Туар осеклась, оглянулась на детей (нет, они далеко

были, я же не дурак такие высказывания при детях делать), но с

тех пор как-то остерегалась мне противоречить, когда я

агитировал наших девочек за освоение профессий телеграфисток

или машинисток. Потому что в местах подальше от нас на запад, где-нибудь в Колорадо или Неваде, небрезгливая дама могла

заработать много больше, чем среднестатистический мужчина, незатейливо добывающий из земли серебро или золото. Много, много больше. Правда, и спивались такие дамы гораздо быстрее

мужчин, поэтому и разбогатевших на Западе женщин было

гораздо меньше, чем выбившихся в миллионеры старателей.

Надо ли говорить, что такой профессии мы нашим девочкам не

желали. Нет. уж, пусть ходят в школу и учатся чему-нибудь

путному, а я буду отстегивать свои небогатые сбережения на

платья и тетрадки для Эмили, раз уж оказался такой жалостливой

тряпкой.

Итак, что там у нас сегодня за проблемы? Платье, передник, туфли?..

— Ваш велосипед! — с содроганием в голосе заявила миссис де

Туар. — Вы сказали, что девочки могут на нем кататься.

— Ну да, — не понял я проблему. — Конечно, могут.

— Это совершенно неприемлемо! — выдохнула миссис де Туар. —

Слава богу, они догадались кататься не на улице, а на нашем

дворе, но это совершенно недопустимое занятие! Девочки!

— И? — все еще не понял я.

— Поднимают ноги самым неприличным образом! Когда садятся!

Когда едут! Это какой-то канкан, а не игрушка для девочек.

— А вы видали канкан? — спросил я с интересом.

— Нет! Но мне рассказывали, какая это непристойность!

Я вот канкан видал. И тот, который танцуют длинноногие

практически неодетые танцовщицы будущего, и тот, который

танцуют сейчас: в юбках, из-под которых при смелом замахе ноги

видно дай бог немножко кружевных дамских подштанников

длиной по колено. Мы с Фицджеральдом ходили посмотреть на

это

жутко

непристойное

действо,

когда

в

Канзас-Сити

гастролировала труппа «парижского балета». Зрелище было, несмотря на подштанники, убогое, и «парижские балерины», как

предположил Фицджеральд, скорее всего, приехали из Парижа, штат Миссисипи. Я же предполагал, что этот самый «Париж» — не

больше не меньше как бордель где-нибудь в Нью-Йорке, да и, надо

признаться, эта самая труппа очень сильно бордель на выезде и

напоминала. Покорить Канзас-сити искусством танца у нее не

получилось, и она откочевала куда-то в сторону Небраски, покорять строителей железной дороги.

Детская мода, надо сказать, сейчас сильно от взрослой не