Марчин Вольский - Реконкиста

Еще миг, и нас затащили на палубу. Вот только там, вместо дружественно протянутых рук нас приветствовали нацеленные в нас мушкеты.

– Именем Его Императорского Величества, вы арестованы, господин Иль Кане, – сказал капитан, худой, бородатый южанин, похожий на переросшего гнома.

Совершенно обескураженный, я поглядел на Лауру, но та отвернула голову, избегая моего взгляда.

– Атас! – заорал Ансельмо, пытая отскочить к борту, но тут же дорогу ему перекрыла пара стилетов.

– Сдержитесь, – бросил капитан своим бандитам. – Для гребли пригодится каждая пара рук, если мы хотим быстро прибыть в Ливорно. Как сами видите, Иль Кане, – обратился он ко мне, – всякое сопротивление бесцельно. Считайте себя моим пленником.

– Но, капитан Лагранж…

– Мое имя Хоакино ди Эксленди с Мальты, – ответил на это командир и обратился к боцману: – Отдать сигнал выхода в море.

Меня, словно изловленного зверя, поместили на корме, в настолько маленькой каморке, что в ней нельзя было ни стоять, ни лежать, вытянув ноги. Что за унижение для интеллектуала и ведущего морального авторитета эпохи! Но даже так, следовало признать, ко мне отнеслись лучше, чем к Ансельмо, которого, без всякого, включили в экипаж гребцов, сбитых под палубой. Ди Эксленди дал мне понять, что в случае неповиновения с моей стороны, отвечать будет слуга. Что же касается Лауры, то после вступления на борт, она исчезла в капитанской каюте и больше не появилась.

Я все время ломал голову, почему она меня предала. Хотя, чем больше задумывался, тем лучше подгонялись один к другому все элементы последних событий. Откуда имперские знали наш itinerarium (маршрут – лат.), каким образом Лаура так легко меня нашла… В том числе, эротические умения молоденькой девушки, столь убедительно изображающей девственницу, перестали быть для меня изумлением. С самого начала она руководствовалась порученным ей заданием, но никак не любовью к постаревшему художнику. Тайной оставалось лишь то, каким образом ее принудили к этой роли. А может, вовсе и не нужно было принуждать? Вот только, будет ли у меня еще возможность спросить у нее об этом.

В Италии наверняка меня ожидали новые допросы и пытки. Видение их было тем более пугающим, что, ведь, никакие муки не могли извлечь из меня тайну философского камня, которой я не владел.

Несчастные гребцы на галере, побуждаемые ударами в барабан и свистом плеток, гребли добрую часть ночи и возобновили свою каторгу на рассвете. Из того, что я мог увидеть через щелку в обшивке, двигались мы в соответствии с древней методикой плавания, не теряя побережья с глаз, которое мы с Ансельмо с таким трудом преодолели в предыдущие дни. Никакого спасения я не высматривал. Да и откуда? На чудо особо не рассчитывал. Море было гладким, словно столешница, никакая буря не собиралась мешать мореплаванию. Мне оставалось только ждать и молиться.

Принесло ли это какой-то результат? На второй день, около полудня, доносящиеся от кормы к носу, равно как и сопровождающая их суета, вырвали меня из оцепенения. Мальтийского диалекта я не знал, но из воплей выловил повторяющееся слово: "Судно, судно". Но могло ли судно в море представлять собой такую уж диковину? Удвоенный ритм барабана, свист бича и резкое ускорение гребцов свидетельствовали, что галера пытается уйти от погони. Через минуту рулевой повернул к побережью, словно желая найти там убежище. Вот это да!… Неужели арабские пираты забрались в лигурийские воды… только вот из моей каморки, кроме брызг пены, ничего не мог увидеть. Затем грохнул залп с левого борта, и потоки воды добрались даже до меня. Ди Эксленди, голос которого доминировал над гвалтом, приказал еще прибавить скорости.

Очередной залп. Но на сей раз это была не только лишь смертоносная картечь, но и горящие смолистые головешки, задача которых была разжечь пожар Пара из них, должно быть, упала сред гребцов, вызывая под палубой панику и потерю ритма. Раздался треск ломающихся весел и вопли обожженных людей. И весьма быстро, словно змеи, отовсюду начали выползать потоки дыма. Я отчаянно навалился на двери своего ареста. Нет, они не уступили.

Добрый Боже, выходит я, прежде чем утонуть, сгорю или завялюсь… мелькнуло у меня в голове. В связи с этим, я начал орать:

– Капитан ди Эксленди, ранами Христа прошу, откройте дверь!

Только мой зов о помощи терялся во всеобщем гаме. Но тут скрежетнул ключ, замок упал на палубу. Я снова навалился на дверь, и та сдалась. Мой спаситель уже успел отбежать, так что я успел увидеть лишь краешек синего платья и стройные ножки в шелковых туфельках. Лаура?!

У меня не было времени гнаться за ней. Рядом были слышны ужасные стоны все еще скованных гребцов. Галера тонула. Я выбежал на верхнюю палубу, по большей частью охваченной пожаром. Экипаж в спешке покидал судно, а капитан уже сидел в лодке, отплывающей от его корабля.

– Подожди меня, подожди, трус! – кричала Лаура, карабкаясь на бугшприт. Ди Эксленди даже не повернул голову. Не колеблясь ни секунды, девушка сбросила обувь и прыгнула в воду. Я огляделся, не зная, что делать. Прыгнуть вслед за ней? А рядом со мной хрипел толстый боцман, придавленный упавшей реей.

– Ключ, ключ от кандалов! – заорал я ему. Тот понял и указал на свой пояс.

Преодолевая страх и задыхаясь от клубов дыма, я опустился на гребную палубу. Воздух там был густым от дыма, пропитанный сбивающей с ног вонью пота, крови, мочи и фекалий. Изумленный собственным спокойствием и точностью действий, я манипулировал с замками кандалов, освобождая ряды гребцов.

– Ансельмо, Ансельмо, ты где!? – звал я.

Наконец я обнаружил своего слугу и ученика, лежащего без сознания у третьего весла; с головы до ног он был залит кровью мертвого соседа. Я начал его дергать, тащить, но жирную тушу невозможно было даже оторвать от лавки.

– Помогите мне, – обратился я к освобожденным мною гребцам.

Те удирали, не говоря ни слова, тем не менее, какой-то рослый мавр пришел мне на помощь, и вместе с ним мы вытащили Ансельмо на палубу. И тут взрыв пороха уничтожил часть надстройки за нами, а удар воздушной волны сбросил нас в воду.

Ансельмо тут же накрыло волной. По счастью, его красная рубаха была прекрасно видна в воде, так что я незамедлительно нырнул и вытащил на поверхность. Тот, по крайней мере, частично пришел в себя, фыркал, бил по воде руками, и, наконец, припал ко мне, судорожно обнимая мое тело, словно отчаявшаяся пиявка.

– Пусти, а не то мы оба погибнем! – завопил я, сам захлебываясь водой. Он не послушал.

И тут на меня пала громадная тень, и с высоты я услышал голос, показавшийся мне пением архангела:

– Канат, канат, шевалье!

И рядом со мной в воду плюхнулся конец веревки. Я обвязал нею Ансельмо.