Дин Кунц - Молния

– Будьте добры, не подскажете, который час? – Женщины продолжали молча глазеть на него, и он повторил: – Который час?

Женщина в бледно-желтом наряде, не выпуская из рук формы с запеканкой, посмотрела на часы и сказала:

– Ой, без двадцати одиннадцать.

Итак, они опаздывали на два часа сорок минут. Времени для поиска машины, которую можно было бы угнать, практически не осталось, хотя прямо под носом у них имелся идеальный вариант: даже с ключами в замке зажигания. Клитман готов был убить за машину обеих женщин. Но не мог оставить тела на стоянке. Когда их обнаружат, поднимется тревога, и полиция в скором времени начнет разыскивать автомобиль убитых, что осложнит дело. Придется положить трупы в багажник.

Дама в бледно-голубом спросила:

– Но почему вы явились нам? Вы ангелы?

У Клитмана невольно возник вопрос, все ли у нее в порядке с головой. Ангелы в костюмах в тонкую полоску? Но потом он понял, что они находятся около церкви, появившись самым чудесным образом, следовательно, для верующих женщин было вполне логично предположить, что материализовавшиеся из воздуха мужчины – это ангелы, несмотря на их одежду. А значит, будет излишним тратить время на убийство.

– Да, мэм, мы ангелы, и Господу нужен ваш автомобиль.

– Моя «тойота»? – уточнила женщина в желтом.

– Да, мэм. – Дверь со стороны водителя оставалась открытой, и Клитман положил дипломат на переднее сиденье. – Господь отправил нас со срочным заданием. Вы видели, как мы на ваших глазах сошли с Небес через перламутровые ворота. Но нам нужно средство передвижения.

Фон Манштейн и Брахер подошли к «тойоте» с другой стороны и забрались внутрь.

Женщина в голубом сказала:

– Ширли, Господь избрал тебя, чтобы ты отдала свою машину.

– Господь вам ее вернет, когда мы выполним нашу миссию. – Клитман вспомнил о дефиците бензина в своей раздираемой войной стране и, не будучи уверен в ситуации с бензином в 1989 году, добавил: – Ну и конечно, независимо, сколько бензина у вас топливном баке, он будет полон, когда мы вернемся, и впредь останется всегда полным. Ну, вы знаете эту историю с хлебами и рыбами.

– Но в машине остался картофельный салат для церковного завтрака, – заметила женщина в желтом.

Открыв заднюю дверь со стороны водителя, Феликс Хубач обнаружил картофельный салат. Он достал салат и поставил на асфальт перед дамами.

Клитман сел за руль, закрыл дверь и, услышав, что Хубач захлопнул заднюю дверь, завел автомобиль и выехал с парковки. Перед тем как свернуть на улицу, он посмотрел в зеркало заднего вида: почтенные дамы, по-прежнему не выпуская из рук формы с запеканкой, смотрели вслед удаляющемуся автомобилю.

День за днем они выверяли свои расчеты, а Штефан тем временем тренировал левую руку, стараясь восстановить подвижность по мере заживления раны и максимально разработать мышцы. В воскресенье, 21 января, в конце первой недели их пребывания в Палм-Спрингсе, они закончили вычисления, получив нужные пространственно-временные координаты, необходимые Штефану для путешествия в будущее после возвращения в 1944 год.

– Мне надо еще немного времени, чтобы окончательно поправиться. – Штефан отошел от компьютера и принялся осторожно вращать левой рукой.

– С тех пор как вас ранили, прошло одиннадцать дней. Ну как, рука все еще болит?

– Немного. Периодически. И боль более глубокая и тупая. Правда, силы ко мне так и не вернулись. Думаю, стоит подождать еще несколько дней. Если рука восстановится к следующей среде, двадцать пятого января я вернусь в институт. А возможно, и раньше, если дело пойдет быстрее, но определенно не позднее следующей среды.

В ту ночь Лору в очередной раз разбудил кошмарный сон. Ей снилось, будто она опять прикована к инвалидному креслу, а судьба в виде человека без лица в черном одеянии деловито стирает Криса из реальности, словно мальчик – всего лишь карандашный рисунок на стекле. Лора, в холодном поту, села на кровати, прислушиваясь к ночным шорохам, но услышала лишь равномерное посапывание сына, спавшего рядом с ней на кровати.

А потом она лежала без сна, думая о Штефане Кригере. Он был интересным мужчиной, сдержанным и непостижимым.

С прошлой среды, когда Штефан, признавшись ей в любви, объяснил, почему стал ее ангелом-хранителем и почему решил исправить несправедливость судьбы, он больше не заговаривал о своих чувствах, не бросал многозначительных взглядов, не разыгрывал из себя сгоравшего от любви поклонника. Обозначив свою позицию, Штефан явно решил дать Лоре время подумать и узнать его поближе, прежде чем принимать решение. Она подозревала, что, если понадобится, он будет безропотно ждать ответа годами. Несчастья закалили его, научив терпению, и Лора понимала это, как никто другой.

Бо́льшую часть времени он был спокойным, задумчивым, иногда меланхоличным, что, по ее мнению, стало следствием ужасов, происходивших на глазах Штефана в нацистской Германии. Возможно, причиной его затаенной печали были непростительные вещи, которые он совершал в прошлом и о которых глубоко сожалел. Ведь он сам говорил, что ему приготовлено место в аду. Лора знала о его прошлом лишь из разговора в мотеле десять дней назад. Больше Штефан никаких деталей не раскрывал. Тем не менее она чувствовала, что ему хочется посвятить ее в тайны своего прошлого, которые не только дискредитировали его, но и выставляли в хорошем свете. Штефан Кригер явно не собирался ничего от нее скрывать; он просто ждал, когда она составит свое мнение о нем и решит для себя, хочет ли знать больше, чем есть.

Несмотря на черную, как кровь, печаль, навсегда поселившуюся в душе Штефана, у него было неплохое чувство юмора. Он хорошо ладил с Крисом и умел его рассмешить, чего Лора не могла не ценить. А еще у Штефана была теплая, нежная улыбка.

И все же Лора его не любила и не надеялась когда-либо полюбить. Интересно, и откуда такая уверенность? Она несколько часов лежала в темноте, размышляя о Штефане, и наконец поняла, что ей был нужен лишь Дэнни и никто другой не мог его заменить. Ее Дэнни был уникальным человеком, с ним она познала совершенную любовь, если такая бывает. И в поисках этой любви Штефану Кригеру придется вечно соревноваться с призраком.

Лора не могла не понимать всей трагичности сложившейся ситуации, обрекающей ее на вечное одиночество. В глубине души она хотела любить и быть любимой. Но их отношения основывались лишь на его безответной любви и ее несбыточных мечтах.

Крис что-то пробормотал во сне и вздохнул.

«Я люблю тебя, дорогой, – подумала Лора. – Я так тебя люблю».

Ее ненаглядный сын стал для нее смыслом существования и на обозримое будущее единственной причиной, заставлявшей двигаться дальше. Лора знала: если хоть что-нибудь случится с Крисом, она больше не сможет утешаться тем, что жизнь – любительница черного юмора. Этот мир, где трагическое и смешное идут рука об руку, станет для нее исключительно местом трагедии, слишком мрачной, чтобы жить дальше.