Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

А снег между тем повалил ещё гуще, ветер завыл, забуранил, заметая все вокруг. Баурджин попытался криком позвать друзей — куда там! Кричи не кричи — не услышат! А выбираться надо — не дожидаться же, покуда утихнет метель, она может и неделями длиться.

Подозвав лошадь, юноша покидал мясо в перемётные сумы и, ухватив уздечку, зашагал… гм-гм… примерно туда, откуда явился. К сожалению, Баурджин был кочевником-степняком, а не лесным охотником-мергеном, и совершенно не ориентировался в чащобе. Вот степь без конца и без края, в крайнем случае, пустыня — совсем другое дело! А тут… Урочища одни какие-то, буреломы, деревья — ни пройти, ни проехать. Проплутав так около часа, Баурджин счёл за лучшее немного отдохнуть, а заодно и попытаться определиться, где он вообще находится? Тут уж пришли на помощь умения и навыки красноармейца Ивана Дубова — нащупав на стволе лиственницы мох, он теперь представлял, где север. Значит, озеро Убса-Нур находилось в противоположной стороне, куда и нужно сейчас пробираться — делов-то! Да-а… если б всё было так просто, никто бы и не блуждал.

Вздохнув, Баурджин погладил по гриве коня… и вдруг услыхал голоса! Где-то рядом, слева… ага — кажется, вон на той полянке, в бревенчатой хижине. Наверное, стоит зайти, поточнее узнать дорогу и, может быть, переждать пургу. Лесные охотники славились своим гостеприимством, не боясь даже откровенных разбойников, ибо что можно было взять у бедняка-мергена?

У коновязи, рядом с хижиной, покачивала хвостами пара осёдланных коней. Не долго думая, Баурджин привязал свою лошадку рядом и, оббив от снега ноги, толкнул дверь.

Изнутри пахнуло теплом горящего очага и запахом мясной похлёбки. В тусклом свете бронзовой лампы виднелись лица двоих сидевших у огня людей. Третий чуть в стороне разливал что-то из кувшина по плошкам.

— Мир вам, — войдя, поздоровался юноша.

— И тебе того же, — вежливо отозвался тот, с кувшином.

А двое у очага даже не пошевелились, так и сидели, как истуканы. Впрочем, один всё же поинтересовался:

— Ты кто такой, парень?

— Охотник, — пожав плечами, отозвался Баурджин. Ну, а что он мог ещё сказать?

— Охотник?! — сидевшие у очага переглянулись с какой-то неожиданной радостью. — Ну, наконец-то! Тебя-то мы и ждём. Вот уж не думали, что ты такой молодой. Эй, Кызгэ, плесни мергену вина!

Кызге с готовностью наполнил ещё одну плошку и протянул гостю:

— Пей, мерген!

Поблагодарив, Баурджин уселся к очагу… и немедленно выпил. Отказываться, что ли? Медовое вино (вернее — брага) оказалось вкусным, хмельным, впрочем, в сон — в отличие от того же айрана — не тянуло, скорей, наоборот, прибавляло бодрости. Выпив, юноша поблагодарил, внимательно осматривая незнакомцев. Один из сидевших у очага, на вид лет тридцати или тридцати пяти, был одет в синий дээл с золочёным поясом, поверх которого небрежно накинул соболью шубу. Второй, в недешёвом хургане из ягнячьих шкур, выглядел чуть постарше… или у него просто было такое лицо. Судя по одёжке, оба — не простые люди, а третий, Кызгэ, вероятно, просто слуга.

— Ну? — тот, что в синем дээле, пристально взглянул на гостя. — Что ты нам скажешь?

Баурджин передёрнул плечами — а что ему говорить-то? Поблагодарить за вино и гостеприимство — так он уже поблагодарил. А незнакомец ведь явно чего-то хочет! Чего? И за кого они его приняли? За какого-то лесного охотника-мергена? И ведь до сих пор не представились!

Незнакомец в синем дээле вдруг улыбнулся, отчего суровое лицо его, вмиг изменившись, стало привлекательным и весёлым. Очень, очень обаятельная была улыбка, что и сказать! Даже глаза смеялись, зеленовато-жёлтые такие, тигриные…

— Выпей-ка ещё, мерген! Вижу, тебе понравилось наше вино.

— Очень понравилось, — охотно кивнул Баурджин. — С удовольствием выпью за ваше здоровье.

Юноша незаметно оглядел чашу — грязную, в саже. Похоже, её никогда не мыли, а значит, незнакомцы не христиане и не буддисты — язычники, поклонники небесного бога Тэнгри.

— Так что там Инанч-Бильгэ? — выпив за компанию с гостем, желтоглазый поставил чашу на кошму. — Эрхе-Хара к нему уже приехал?

— Приехал, — не стал скрывать Баурджин. А чего скрывать-то — ведь это все знают.

— Приехал?! — Желтоглазый с силой ударил себя по ляжкам и повернулся к соседу. — Ну? Что я тебе говорил, Джельмэ?! Догадываешься, зачем он явился?

— Ясно зачем, — Джельмэ наконец выдавил из себя пару слов. О, да он оказался достаточно молодым парнем!

— Эрхе-Хара приехал за воинами. Надо предупредить Тогрула. Или убить Эрхе-Хара!

Желтоглазый неожиданно расхохотался:

— О, нет, мой верный Джельмэ! Убивать Эрхе-Хара мы не будем. И предупреждать Тогрула — тоже.

Джельмэ вопросительно вскинул глаза:

— Как — не будем? Тогрул же…

— А так! Пусть Эрхе-Хара возьмёт у Инанч-Бильгэ воинов и спокойно делает своё дело. Как ты думаешь, к кому Тогрул обратится за помощью, а? Может, тебе подсказать?

Джельмэ рассмеялся:

— О, как ты мудр, повелитель!

Один Баурджин ничего толком не понимал, а впрочем, и не старался вникать в чужие беседы. Вообще, странные какие-то эти незнакомцы — сидят вон, смеются. Весельчаки!

— Пей, мерген. — Желтоглазый весело хлопнул юношу по плечу. — Ты принёс мне сегодня хорошую новость! На вот… — покопавшись за пазухой, он протянул Баурджину маленькую золотую пластинку с изображением кречета. — Носи! И помни, мерген, это не просто золото. Это пропуск в мои владения и охранная пайцза!

— В какие-какие владения?

— Впрочем, я и так не забуду. У тебя очень запоминающееся лицо, мерген. И светлая шевелюра. Необычно для сына степей.

Снаружи вдруг заржали кони.

— О! — Желтоглазый поднял палец. — Слышишь, Джельмэ? Явились! Охраннички, забодай их бык. Ну, пойдём, пора. Кызгэ, загаси очаг.

Желтоглазый повелитель и немногословный Джельмэ вышли из хижины, а следом за ними и Баурджин.

Юноша поспешно прикрыл ладонью глаза — в очистившемся от снеговых туч небе ярко сияло солнце. А вокруг, на поляне, гарцевал целый отряд монголов… или тайджиутов, или кого там ещё? Наверное, десятка три — все при саблях, с копьями, не говоря уже о луках.

— Так я, пожалуй, пойду? — отвязав лошадь от коновязи, обернулся Баурджин.

— Иди, мерген, — властно махнул рукой желтоглазый. — И помни, я ещё отплачу милостями за всё, что ты для меня сделал.

Юноша про себя усмехнулся — и что он такого сейчас сделал? Вот уж, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.

Когда Баурджин вернулся к своим, уже вечерело. По всему краю озера горели костры — готовили к пиру дичину. Часть туш морозилась в прорубях или прямо в снегу, а часть, разрезанная на тоненькие ломтики-ремешки, вялилась на солнце. Увидев Баурджина, довольная молодёжь встретила его приветственными криками, словно вождя. Да он для них и был вождём, причём, что немаловажно, удачливым. И конечно же, возвращению побратима бурно обрадовался Кэзгерул.