Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

Баурджин дёрнулся вперёд и, притянув девушку к себе, крепко поцеловал. Прямо в губы!

— Ого! — лукаво улыбнулась красавица. — Тебе нравится вкус поцелуя? Странно для монгола.

— Я не монгол, я найман.

— Невелика разница! А ну-ка, ещё!

Гость с удовольствием повторил, и на этот раз целовал девушку долго, умело и нежно, так, что та застонала…

— Ах… Как же тебя всё-таки зовут?

— Баурджин… — прошептав, юноша снова прильнул к зовущим девичьим губам.

Руки его скользнули под шуршащий шёлк халата, погладив и обнажив плечи, грудь… К груди-то Баурджин и перешёл, предварительно поцеловав шею. Ах, сколь восхитительно было ласкать твердеющие соски языком, чувствовать, как трепещет девичье тело, как жаждет любви… А руки тем времени уже гладили стройные бедра, залезали в пупок, ниже…

— Ну… — широко распахнув глаза, жарко воскликнула Кералан. — Раздевайся!

И, сбросив на пол дээли, обнажённая, улеглась на ложе… Юноша проворно освободился от одежды…

— Как хорошо, что я тебя встретила… Нет, правда. Не веришь?

— Верю.

Обессиленные, они лежали рядом, и голова девушки покоилась на груди Баурджина.

— Ты так и не рассказал о себе, — шёпотом напомнила Кералан.

Юноша улыбнулся:

— А что рассказывать-то? Родился, учился, женился… Вернее, ещё не женился, не успел. Пойдёшь за меня замуж?

— Нет.

— Ну вот, так и знал!

— Не обижайся! — Кералан подняла голову и пристально посмотрела парню в глаза. — Мы, дара, имеем право жениться и выходить замуж только за своих.

— Так ты же говоришь — нет их.

— Значит — ни за кого. Такие у нас обычаи…

— Ты охотница?

— Да… Как ты узнал? — Девушка встрепенулась. — Тоже читаешь мысли?

— Тоже мне, секрет! Ты своё тело видела, смуглянка-молдаванка?

— Что? — не поняла Кералан.

— Ну, загорелое у тебя тело, вот что, — охотно пояснил гость. — К тому ж — подтянутое, мускулистое. Значит, много времени проводишь в движении, в седле…

— Да, у меня есть табун. На случай неудачи в охоте.

— И часто бывают неудачи?

— Бывают… — Девушка негромко засмеялась. — Бывают, но редко. Я ведь могу читать мысли зверей, умею заговорить стрелу, отвести глаза.

— А ещё у тебя есть богатый и влиятельный покровитель! — хохотнул Баурджин.

Кералан отпрянула, словно бы увидев рядом змею:

— Откуда ты знаешь?

— А парчовая юрта? Обстановка? Все эти шелка, светильники, подстилки. Нет, одной охотой такого не заработаешь! Ну, чего встрепенулась? Обиделась? Если так, прости…

— Ничего. — Девушка сняла с очага мясо и ахнула: — Ну вот! Чуть было не подгорело! Ешь!

— А ты что же, не будешь?

— А я не голодна. Впрочем, если так, за компанию…

— Вот-вот, именно — за компанию. В одиночку и пир не в пир.

Девчонка кивнула:

— Уж это точно!

Мясо оказалось вкуснейшим, и Баурджин вполне искренне позавидовал неизвестному покровителю девушки — та ведь была, оказывается, не только красавицей, но ещё и замечательной хозяйкой.

— Вкусно! — похвалил гость. — Что это — перепёлки, рябчик?

— Лиса, тушенная в тангутском вине.

— Лиса?! Ну, всё равно вкусно. Вообще-то я уже наелся, спасибо. Кто-то обещал чай!

— Ах, да… На, пожалуйста, пей. Не бойся, он не отравленный.

— А я и не боюсь. Вот только руки обо что вытереть? — вдруг озаботился Баурджин.

Хозяйка снова вздрогнула:

— Что?! Вытереть руки? А их обычно вытирают об халат. И после этого будешь утверждать, что ты простой кочевник-айрат?

Юноша хохотнул:

— Да, так и есть — я простой парень. А ты… ты очень красивая девушка. Очень!

Он провёл взглядом по пленительным изгибам юного тела, задерживаясь на груди… не большой, но и не маленькой, в меру…

— Ты тоже не урод, — прошептала Кералан и подалась к гостю. — И здорово умеешь целоваться… Ха — простой парень? Как бы не так… Я вижу у тебя на шее амулет. Можно взглянуть?

— Смотри, пожалуйста, — пожав плечами, Баурджин с удовольствием ощутил, как прижалась к его груди девчушка, обнял, притянул ближе, поглаживая руками по спине и пухленьким ягодицам.

— Серебряная стрела?! — воскликнула Кералан и вздрогнула. — Серебряная стрела! Это же…

— Потом расскажешь… — крепко прижав к себе девушку, Баурджин накрыл её губы своими…

А уже потом, отдыхая от любовного пыла, поинтересовался:

— Так что там такого в моём амулете?

— Ничего такого. — Кералан тряхнула головой. — Просто род Серебряной Стрелы очень, очень древний.

— И, к сожалению, захудалый, — грустно добавил гость.

И мысленно попенял — экий вы моральный разложенец, товарищ генерал. Нет на вас политорганов, нет!

— Что?! — Девчонка сверкнула глазами.

— Ну что ты всё время дёргаешься?

— Так… Я вдруг почувствовал в тебе что-то такое, чего не могу понять. А непонятное всегда пугает!

— Я тебя пугаю? — улыбнулся Баурджин, приподнимаясь на ложе. — А хочешь — вообще съем?!

— Съешь! — Кералан засмеялась и вдруг спросила: — Это не за тобой сегодня гнались воины-кераиты?

— За мной, — кивнул парень. — Только ты не думай, я ничего у них не украл.

— А я и не думаю… — Девушка задумчиво рассматривала амулет. — Ты не похож на вора. Скажи, куда ж ты всё-таки шёл?

— В долину, — честно признался гость.

Хозяйка всплеснула руками:

— Ну, ничего себе, крюк!

— А мы, найманы, такие — прямо шесть, кругом четыре, и двести вёрст — не крюк!

— Ты снова говоришь непонятные слова, — покачав головой, призналась Кералан. — Никак не могу в них вникнуть.

— А ты не вникай, — с улыбкой посоветовал Баурджин. — Иди-ка лучше сюда… Ближе…

— О, боги! — оставив амулет, девчонка рассмеялась. — Признаюсь, мне давно не было так хорошо… А тебе?

— О! Просто нет слов!

— Хочешь, покажу тебе что такое «яшмовая флейта»? Или — «наездница»?

— Покажи! И то и другое…

— Ну, — девушка улыбнулась, — тогда держись!

Ох, и гад же ты, Иван Ильич! Ну, признайся, хорошо тут тебе? Ах — просто прекрасно?! Вот оно где, оказывается, твоё истинное лицо! Типичный морально-бытовой разложенец.

Так вот себя поругивая, Баурджин-Дубов блаженно закрыл глаза. Ему вдруг привиделся некий Киреев, председатель парткома в одном захолустном гарнизоне, в котором Иван Ильич служил… ах, дай Бог памяти, в каком же году? В пятьдесят втором? Нет, позже — при Никите уже дело было; страшные времена — многих тогда сократили. Так вот, Киреев… Лощёный такой майор, все любил лекции читать на тему высокой коммунистической нравственности. Как раз «Моральный кодекс строителя коммунизма» тогда вышел — даже зачёт по нему сдавали, да не у себя в части, в области, в обкоме… не вспомнить только, в каком именно — промышленном или сельхозе? Скорее второе — промышленных предприятий там было — кот наплакал: ремонтные мастерские, артель по производству чугунов и мисок и ещё один деятель, инвалид, кустарь-одиночка, что вязал из алюминиевой проволоки дивной красоты цветы и узоры. Да, в сельхозобкоме тогда зачёт и сдавали, плохо сдавали, Киреев краснел, вертелся… Ещё бы хорошо сдать, когда две недели подряд водку пьянствовали — то день рожденья, то чьи-то звёздочки обмывали, потом чьи-то ножки, затем опять звёздочки… В общем, успехами не блистали. До тех пор пока Иван Ильич — в ту бытность полковник… или нет, ещё подпол… — пока Иван Ильич не догадался предложить комиссии водки. А партийцы и не отказались — выпили. Так и сдали. Да-а-а… были дела. А при чём тут Киреев? А, он же потом донос написал, собачура! Вот упырь! Главное, ведь сам же вместе со всеми и пил!