Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

На третий день, ближе к ночи, гости наконец утомились, расползлись по своим гэрам, остались лишь самые близкие — Гамильдэ-Ичен, братья-здоровяки, Кэзгерул Красный Пояс.

Жених и невеста — Баурджин и Джэгэль-Эхэ, — устало улыбаясь, сидели на кошме из белой верблюжьей шерсти и, поддерживая светский разговор, лениво цедили кумыс. Жутко хотелось спать — но не выгонять же гостей, тем более — таких?! Хотя… вообще-то можно было бы и выгнать, да заняться… гм-гм… более приятным делом, да так что б юрта тряслась на зависть окрестным кочевьям!

Баурджин приобнял жену — та понимающе усмехнулась:

— Слушайте-ка, парни…

Снаружи послышался стук копыт, донеслось лошадиное ржание.

Жених мотнул головой, встрепенулся:

— Наверное, гости с дальних кочевий.

— Да, — подтвердил Гамильдэ-Ичен. — Это, верно, приехали Серые Спины с пастбища Алтан-Чуулу, а Кэзгерул?

Кэзгерул Красный Пояс неожиданно покраснел и потупился.

— Полагаю, что… — произнёс он задумчиво, но начатую фразу закончить так и не успел. У входа в гэр раздались весёлые голоса и хохот. Откинув полог, в юрту вошёл… Боорчу! В синем шёлковом дээле, подпоясанном жёлтым поясом, — вельможа и давний собутыльник Баурджина был одет по-праздничному.

— Ну что, Баурджин-гуай? — вместо приветствия громко спросил гость. — Арька ещё в твоём гэре не кончилась?

— Найдётся для тебя и арька, — довольно улыбнулся жених. — Есть и вино, и кумыс, и даже баранья голова — садись же скорей на почётное место, славный Боорчу!

— Садиться пока погожу. — Боорчу повернулся к выходу. — Я же говорил, что у них ещё что-то осталось! Заходи, великий хан!

Великий хан?

Все вскочили на ноги…

В гэр, пригибаясь, вошёл Темучин — высокий, стройный, в белом, шитом золотом дээле.

— Слава молодым! Да пошлют боги тучные стада и много детей! — Хан погладил рыжеватую бородку и ухмыльнулся. — С детьми, уж извините, не помогу, а вот насчёт стада… Вели кому-нибудь принять наш с Боорчу подарок — конский табун. Есть ещё и коровы, и овцы, но они отстали — гонят.

Баурджин с благодарностью поклонился, а Джэгэль-Эхэ, быстро сообразив, поднесла почётному гостю серебряную пиалу с вином на голубом шарфе — хадаке. На хадаке крупными уйгурским письмом были вытканы пожелания удачи и благоденствия.

Взяв пиалу и хадак обеими руками, Темучин отпил и, держа пиалу в левой рукой, правой перекинул конец шарфа через своё плечо, так чтобы надпись была обращена к жениху и невесте, словно бы возвращая им те же пожелания. Славный обычай — кратенько, доходчиво и без лишних слов: «Желаю вам того, чего и вы мне только что пожелали вот этим самым хадаком».

— Ну?! — усаживаясь на кошму, радостно потёр руки Боорчу. — Можно наконец и выпить!

К большому удивлению Баурджина, великий хан Темучин вёл себя на редкость скромно — много не говорил, больше слушал без умолку болтавшего побратима, смеялся. Лишь когда Боорчу, произнося хвалебные речи, в который раз уже обозвал его непобедимым воителем, чуть сдвинул брови и усмехнулся с некоторым даже цинизмом:

— Можно подумать — я только и мечтаю о том, чтобы воевать… Ведь нет же! Другое дело, что я просто вынужден этим заниматься.

— Да уж, — поддержал хана Боорчу. — Соседи у нас — те ещё сволочуги. Тех же хоть взять татар…

— Кстати, о татарах! — Темучин поставил пиалу на кошму. Зеленовато-серые рысьи глаза его торжественно блеснули. — Те два неразгромленных тумена явились-таки под мою руку. Просят, нет, требуют хана… И не кого попало, а своего, природного.

— Где же такого найти? — удивлённо протянул Баурджин.

Темучин улыбнулся.

— А чего его искать, вот он! — Он указал перстом в грудь скромно сидящего Кэзгерула. — Ты хорошо помнил свою мать, парень?

Анда Баурджина вздрогнул:

— Честно говоря, не очень…

— Твою мать, беременную тобой, изгнали в дальний род по приказанию Инанч-хана…

— А вот я слышал…

— …прекрасно знающего, кто твой отец.

Сглотнув слюну, Кэзгерул посмотрел прямо в глаза грозного Повелителя и тихо спросил:

— И кто же он?

— Правитель татарских родов Эркегор… Эркегор Красный Пояс! Да-да, твой пояс достался тебе от отца. Инанч-Бильгэ слишком поздно узнал об этом, а узнав, велел выкрасть пояс — символ власти над всеми татарами. Пояс этот и сейчас у него. Но татары о тебе знают… вернее, узнали не так давно… с моей помощью.

Темучин усмехнулся и поднял пиалу:

— Так выпьем же за наши успехи, будущие и настоящие! Слава Великому Тэнгри, мы разбили татар, но остались ещё найманы Инанч-Бильгэ, часть меркитов, кара-китаи. Даже Тогрул хан! Не такой уж он и надёжный союзник. К тому же и цзиньцы всегда готовы воткнуть нож нам в спину.

— Эти — уж точно! — вспомнив Мэй Цзы, негромко подтвердил Баурджин-нойон.

А потом пели песни. Сначала — короткие «богино дуу», потом Боорчу пытался затянуть «уртын дуу» — длинную, но так до конца её и не осилил, уснул. Вообще, к утру заснули все гости, а молодые тихонько выскользнули из гэра…

— Баурджин-гуай, — откуда ни возьмись вдруг возник Кооршак.

— О! — Юноша от неожиданности вздрогнул. — Ты чего не спишь?

— Ходили с Гамильдэ посмотреть твой табун… Знатные лошади, умм!

Баурджин хохотнул:

— Выберешь себе любых!

— Спасибо, господин. Но я сейчас не об этом, — здоровяк замялся. — Видишь ли… Мы с Гамильдэ сейчас разговаривали с погонщиками… так вот они… так вот… Не знаю даже, как и сказать…

— Это уж точно! — выскочил из-за гэра Гамильдэ-Ичен. — Дай хоть я за тебя скажу, а то будешь тут мяться. Да не беспокойся, скажу, как надо — ведь все знают, я умею говорить хорошо и красиво!

— Даже, пожалуй, слишком красиво, — улыбнулся Баурджин. — Точнее — долго.

— Краткая речь красивой не бывает! — Мальчишка важно надул щёки и неожиданно поклонился. — Мой анда Кооршак-гуай просит тебя, уважаемый Баурджин-нойон, быть его сватом к некоей красавице именем Алса-Буик из рода Серых Спин, которая была женою Караим-нойона из монгольского рода куйсы, но так как Караим-нойон геройски погиб в недавней битве с татарами, то душа его ныне обитает у Великого Тэнгри и не возражает, чтобы бывшая жена его, а ныне — вдовица Алса Буик вышла бы вновь замуж за приличного и хорошего человека. Смею заверить, что мой анда Кооршак — как раз такой человек и есть. Верно, анда?

Кооршак ничего не ответил, лишь смущённо покачал головой и тихонько — с этаким восхищением — прошептал:

— Во даёт, сойка пустоглазая!

— Курукче, — вдруг вспомнила Джэгэль-Эхэ. — Она просила меня как-нибудь разузнать, не согласиться ли Кэзгерул-гуай… Не сможет ли он… В общем, она будет вовсе не против, если он зашлёт к ней сватов.

— Ну, дела-а-а, — завистливо протянул Гамильдэ-Ичен. — Прямо всех красавиц они расхватали! Этак мы с Юмалом без жён останемся!