Кирилл Лятс - Гитлерград

– Что случилось?

– Так звали мою жену!

В субботу Людвиг конечно же пошел в зоопарк. Всю неделю, с той самой встрече в Тиргартене, он не мог забыть рыжеволосую девушку. Он мечтал встретить ее на утренней гимнастике, но работа не позволяла ему выкроить для этого время.

Так в понедельник прямо с утра раздался звонок взволнованного управляющего ломбарда Лохманна с Моммзенштрассе самого Гюнтера Лохманна: ночью выкрали несколько вещей. Грабители вырезали стекло в витрине перекусили сигнализацию и проникли внутрь.

Посещение ломбарда прояснило перечень пропавших раритетов: два Железных креста, шелковый платок пешаварской работы 16 века и подсвечник.

Невелика потеря. Сам хозяин оценил размер ущерба всего лишь в 500 рейхсмарок. Но это уже третье ограбление ломбарда за 10 дней.

Фон Дорн вернулся в Управление и сверил протоколы осмотров. Все ломбарды, в которых побывали грабители, находились в одном районе – Между Курфюрстендамм и Тиргартеном.

Похищали каждый раз разные вещи, но сходство было в одном – всегда воровали подсвешники.

– возможно, подсвешник и есть главная цель похитителей, – сделал вывод фон Дорн.

Он вернулся к Лохманну и уточнил, не было ли фотографии украденного подсвешника. Такой не нашлось. Фон Дорн взял с хозяина подробные описания пропавших вещей и решил пройтись по ломбардам, ограбленным накануне. Благо идти было недалеко.

Побеседовав с еще двумя ограбленными управляющими, фон Дорн пришел к выводу, что сами подсвешники тоже были непростыми – все они были иудейскими семисвечниками, достаточно старинными, сделанными из серебра.

Людвиг отметил, что во всех трех ломбардах были и другие подсвечники, но их никто не трогал и, похоже, даже не двигал – налеты пыли показывали, что выставлены они тут давно, но ими упорно никто не интересовался.

– А интересовался ли кто-нибудь незадолго до пропажи, тем самым семисвешником? – уточнил фон Дорн у Лохманна?

– да заходил как-то мотоциклист один, весь в коже, шлеме и очках. Повертел в руках и ушел.

– что-то спросил?

– нет, даже не поздоровался. Просто кивнул, когда я ему гутен морген сказал

– это утром было, стало быть

– да, я только открылся, и он подъехал.

– какой мотоцикл был, не помните?

– помню, что BMW, но какая модель не разглядел. Без коляски конечно.

– а кто сдал вам этот подсвешник?

– некто Ганс Кёллер, это было лет 5 назад. Он у меня стоит очень долго. Никто не берет. Я и удивился, что его выкрали. Я бы может даже подарил бы его, если бы попросили.

– а что остальные вещи?

– их сдали разные люди, если Вы об этом. Все разные. Два железных креста даже сдали разные люди. Оба дети ветеранов первой войны. Орденам лет по 40.

– а платок

– платок этот удивительный. На тончайшем шелке с вышивкой. На платке изображено две лошади, смотрящие друг на друга. Интересно, если одеть платок на глаза, то дырочки в лошадиных глазах позволяют смотреть сквозь платок. Но, в целом, тоже не бог весть какая вещица. На любителя. Уверен, что мужчина бы на него даже не позарился.

Выйдя из ломбарда, Людвиг почувствовал легкий голод и решил зайти перекусить в ресторанчик Марьелльхен, находящийся по соседству.

В ресторане было еще немного народу. Время ужина еще не пришло, и посетители доедали поздний обед.

Людвиг попросил столик у окошка и заказал швайнхаксе с тушеной капустой и кружку Хефевайцена.

– если бы не предыдущие ограбления, где всегда брали семисвечник, он бы подумал, что у Лохманна грабитель позарился на пешаварский платок. Он как-то более симпатичный, и, возможно, более дорогой, – думал фон Дорн, – кстати, надо бы узнать имена поклажедателей подсвешников в двух предыдущих ломбардах.

Фон Дорн подошел к стойке и попросил позвонить. Ему вынесли телефон с длинным проводом, поставив его прямо на столик.

– Данке, – сказал Людвиг и набрал номер Управления, – Альфред? Это фон Дорн, свяжись с владельцами ломбардов, которых ограбили на той неделе и выясни, кто сдавал им подсвешники. Да. Другие вещи не нужно пробивать пока. И перезвони мне. Я в ресторане Марьелльхен на Моммзенштрассе. Отбой.

Как раз принесли свиную ногу с хрустящей корочкой. Людвиг почувствовал дикий голод и вгрызся приборами в восхитительное блюдо.

Когда от свиной ноги осталась голая кость, место под капустой сверкало чистотой, а в кружке уже было видно дно, официант снова поднес телефонный аппарат.

– это Вас, герр следователь, – официант поставил телефон на стол Людвига и передал ему трубку.

– слушаю, да, Альфред. Как? Ганс Кёллер? Понятно. Вот что, найди мне о нем всю информацию и заезжай за мной в ресторан, смотаемся посмотрим, что за фрукт этот Кёллер.

Фон Дорн расплатился и направился к выходу. Когда он выходил из ресторана, мимо промчался мотоциклист, ладная фигура которого напомнила ему Монику, хотя он и видел то ее всего один раз, но что-то нежно кольнуло его сердце, когда гонщик повернул к нему свои вермахтовские очки.

– да, свежее пиво бодрит, – подумал Людвиг и помахал рукой подъезжавшему на Опеле Альфреду.

– далеко ехать? – спросил фон Дорн у Альфреда

– нет, он рядышком жил, у зоопарка.

– жил? – переспросил Людвиг

– жил, помер он уже лет пять как.

– а к кому мы тогда едем?

– вдова его там живет, Бригитта Кёллер, – пораспрашиваем ее

– ладно, едем, – Людвиг откинулся на сиденье и закрыл глаза.

– приехали, герр фон Дорн, – Альфред крикнул ему практически в ухо и легонько потряс за плечо

– как-то быстро, – ответил Людвиг, протирая глаза, – я даже поспать толком не успел.

– извините, но тут правда недалеко.

Они вышли у небольшого пятиэтажного серого дома и вошли в темный подъезд. Он был чистеньким, но каким-то тусклым. Такое ощущение, что жизнь из него ушла еще во время войны.

Они поднялись на третий этаж и постучались в 14ю квартиру.

Дверь открыла пожилая женщина.

– фрау Кёллер?

– да

– мы из Гестапо. Хотели распросить Вас о Вашем муже.

– Но Ганс умер пять лет назад.

– да, мы знаем. Скажите, фрау Кёллер, где он работал до своей смерти?

– он не работал. Он очень сильно болел, и не мог нигде работать.

– чем он болел

– это была психическая болезнь. Испытывал постоянные страхи. Врач сказал, что у него была шизофрения. Но он не был буйным, поэтому я не стала его класть в больницу. Ухаживала за ним сама.

– а на что Вы жили?

– ну у меня была пенсия небольшая, и Ганс продавал какие-то вещи, которые у него остались.

– а что за вещи.

– какие-то антикварные. Он говорил, что коллекционировал их до войны.

– а когда Вы с ним познакомились?

– в 1939 году. Я тогда жила в Данциге, а он приезжал туда по работе. Там и познакомились. Встречались периодически, когда он брал увольнительную. В Берлин переехали в 44м, после перемирия.