Александра Неярова - Танец саламандры

– Не смей трогать меня своими грязными руками! – мало ли каких девиц до этого трогал. И не только трогал…

Жрец усмехнулся, часть усмешки сокрыла серебряная маска. Он прекрасно понял, что я имела виду, но руку убрал.

– Боюсь, без этого никак не получится. Это ведь танец, а в танце, как и в танце тел, предусмотрены касания, – зрители загудели смехом.

Насупилась. Пусть себе смеются! За то я пришла в себя.

– Ну что, начинаем? Обнулите время! – поторопил Терний.

Чёртов Оракул, никак не может дождаться моей смерти. Но я буду вынуждена его разочаровать, поскольку не собираюсь проигрывать! Огненные часы выставили на десять минут. Всего десять минут, и я свободна. Наверное. Продержалась ведь до этого целых полчаса! Ну, почти…

Бам–бам. Бам–бам–бам! Барабаны ускорились, пора и нам начинать. Но прежде, неуловимым движением жрец всё–таки умудрился коснуться моей саднящей голени. И боль мгновенно прошла!.. А я и забыла уже.

– Так будет честнее, – пояснил красавец.

Значит, знал о проделках оракула. На это я печально улыбнулась, но спасибо из себя выдавила. Собралась с духом и отпрыгнула от жреца, вовремя, поскольку тот «отпустил» свой меч на волю.

Буквально. Извиваясь по арене стальной змеей, меч стремился достать меня, я убегала, помня о характере его ранений. Но, как я уже сказала, предначертанного не изменить. Меч всё равно царапнул меня по животу, неприкрытому тканью платья, и пополз к хозяину.

Жрец слизнул добытую помощником кровь, прикрыл глаза, а когда открыл – оранжевая радужка его левого глаза сменилась синей. Меч тоже обуял синий огонь.

И такой же огонь тонкой трепыхающейся лентой оплел мою правую кисть, боли не причинял, пытался маскироваться под экзотическое украшение. Что ещё за фокусы?!..

– Я принял твой вызов, Катари. Станцуй со мной танец крови и боли! Выиграй свободу или прими смерть от моей руки!

Танец крови и боли. Отлично. По россказням жрец «загонял» своих жертв в танце, и те сами умоляли его о смерти. И я на это подписалась.

Огонь в часах потёк. Жрец наступал, не давал и продыху! Я изворачивалась, уходила от его опасного оружия, меч–змея был довольно проворен, доставал меня снова и снова, оставлял царапины на коже. Царапины эти жгли приятной болью. Слишком приятной! Боль туманила разум, заставляла неосознанно подставляться под новые раны, думать только о них. Чёртова магия крови!

Не заметила, как в мои мысли проник бархатный голос жреца. Сладко искушал: «Покорись мне… Отдайся… Тебе не дадут победить, но я могу подарить тебе свободу, при условии, если ты станешь моей».

Всеми крохами оставшихся сил отгораживалась от щедрого предложения, всё ещё лелеяла надежду о победе. Равновесие удерживать удавалось всё сложнее, впрочем, как и связность мыслей. Периодически бросая взгляд на часы, я стала замечать странность – огонь не менял положения – он замер!

Ай! Меч продолжает ранить, исцарапывает одежду. Жрец играет со мной. Это уже не танец, больше похоже на бой.

Мужчина поймал мою руку, потянул на себя, закручивая в объятия, горячо зашептал на ухо:

– Сдайся. Тебе не победить…

В моей голове представлялось, как жрец укладывает меня на пыльную арену, садится на бедра, заводит мои руки за голову, прижимает их к камню. Меч забирается под юбки, щекочет кожу. Красавец жрец шепчет, что дарует свободу. Целует. Прикусывает кожу, заставляя моё тело биться в конвульсиях удовольствия. Желать новых прикосновений, словно наркотик.

«Я – единственное твое спасение».

И тогда приходит осознание – всё подстроено изначально. На арене невозможно победить. Вот почему выбравшие поединок со жрецом умоляли того о смерти, они сходили с ума от подобной агонии. Значит, единственный выход – смерть?

– Никогда… – шепчут мои губы.

Губы же жреца ухмыляются, ему нравится моя упёртость. Танец крови длится дальше.

Силы на сопротивление остаётся всё меньше. Почти не различаю, где реальность, а где видения жреца. Красавец уже давно избавил меня от лишней одежды, оглаживал горячими ладонями моё нагое тело, прикусывал зубами сжавшиеся от удовольствия горошины сосков, покрывал дорожками поцелуев каждый миллиметр кожи, вызывая приятные мурашки. Его грубые пальцы добрались до сокровенного местечка, творили там бесчинство, вырывая из моей груди сиплые стоны. Я изнывала от нехватки ласк, выгибалась навстречу, гладила в ответ стальные мышцы пресса, крепкие руки, плечи, тянулась к губам жреца, но он не собирался дарить мне поцелуй, как и освобождение от напряжения внизу живота, а оно уже достигло точки не возврата, свернулось тугой змеей, ожидая момента для прыжка.

Хотела снять серебряную маску, жрец не позволил, перехватил руку, мимолётно коснулся ноющих губ, зашептал искушающе:

– Сдайся мне… и я позволю всё, что хочешь…

Наглец удерживал меня на грани, толкал в омут наслаждения, но не разрешал познать до конца. Не давал насладиться. Я уже не могла терпеть…

– Хор-рошо… я сдаюсь тебе…

Сию секунду последовала разрядка: резкая, яркая, как удар молнии вспышка, долгожданная. Перед глазами заискрились искры, тело сотрясла волна жара, огня. Подумалось, что вулкан Киряко проснулся, заслышав мои бесстыдные стоны. Я забыла про всё. Совершенно обо всём. Было только безграничное удовольствие, я и загадочный жрец.

Однако вскоре нега наслаждения спала, позволив мыслить связно, и я осознала, что натворила.

Сдалась жрецу саламандр по собственной воле. Добровольно блин! А ведь хотела выиграть свободу…

Зажмурилась от стыда, из уголков глаз брызнули слёзы. Дождь крупными каплями срывался с хмурых небес, остужая горячий камень арены, мою пылающую кожу, промочил пыльное платье. Жаль он не может смыть мой позор.

Ветер донес слова довольного Оракула: я проиграла, и теперь принадлежу жрецу. Всхлипнула. Не могу больше терпеть. Устала. Хочется просочиться вместе с дождём сквозь камень арены, вниз, к дремлющей магме и раствориться в ней без остатка.

Вместо желаемого ощутила, что меня кто–то берет на руки и куда–то несёт. Наверное, жрец утаскивает в своё логово. Навсегда.

Какая же я слабая. Жалкая. Сдалась сама…

«Вшиииххх!» в ушах свистел свирепый ветер, где–то вдалеке грохотал гром, надрывая небеса, а затем обрушиваясь на мокрую землю, давно не помнившую дождя. А тот шёл, я слышала, как крупные капли молотили по пологу ехавшей повозки, ощущала, как её шатает безудержная непогода, но ничего толком не видела.

Пребывала я в каком–то трансе. Тёмная пелена с мерцающими разноцветными всполохами никак не рассеивалась перед взором. Двигаться сил совсем не осталось, лишь чувствовала, что меня кто–то держит на руках, крепко так, боясь отпустить, не то рассыплюсь и унесусь со свирепым ветром. Впрочем, против рассыпания я ничего не имела, памятуя, что натворила на арене.