Сергей Ежов - Пушинка в урагане

Штаб работал в трёх залах Гатчинского дворца, наблюдатели имели возможность переходить из зала в зал, с условием, что не будут мешать работе. Я обратил внимание: если вначале военные атташе больше дегустировали вино и сплетничали, то спустя несколько часов, почти все обзавелись блокнотами и начали фиксировать происходящее.

Не страшно, что они сейчас узнают что-то важное. Гораздо важнее, что наши офицеры видят, как европейцы учатся у нас: значит, у нас есть чему учиться.

На третий день учений прибыл император со свитой, и сразу вызвал меня.

— Ну-с, Пётр Николаевич расскажите, чем вы напугали англичан и шведов?

— Не понимаю, о чём вы говорите, ваше императорское величество. По легенде учений рассматривается совершенно абстрактная местность

— Ну-ну. И при этом местность поразительно похожа на шведское и шотландское побережье.

— Это случайность, ваше императорское величество. Если угодно, я прикажу заменить карты.

— Зачем? Я ведь не заявлял протест, когда британцы на своих учениях «воевали» с нами безо всякой маскировки. Но британский посланник на приёме выглядел весьма расстроенным, что мне очень понравилось.

Мы отошли от свиты и селись в кресла, в небольшой нише

— Они бы сильнее расстроились, ваше императорское величество, если бы знали, что в качестве учебной задачи штаб ВВФ разрабатывает атаку и захват Гибралтара. Кстати, ваше императорское величество, предварительный анализ показывает, что захват Гибралтара объединёнными русско-испанскими силами вполне решаемая задача. Если заручиться нейтралитетом Франции и помощью Турции, то эта задача становится совершенно реальной.

— А флот Великобритании?

— Имеется недурная возможность если не уничтожить британский флот, то, по крайней мере, ополовинить его.

— А что это даст нам?

— Разрешите говорить прямо и цинично?

— Раз уж у нас откровенный разговор, то буду рад.

— Европа является нашим старым врагом, а главарём европейской шайки разбойников является Великобритания. Если мы резко ослабим её, то в Европе вспыхнет война за главенство, причём эта война продолжится в виде кровавой драки за колонии. Предположим, что всеевропейская война всё же началась, то России стоит придерживаться нейтралитета, доброжелательного к Германской империи, Испании и Турции.

— Турции? Турция наш вековой враг.

— Я так не думаю, ваше императорское величество. Наоборот, при правильной постановке дел, Турция будет нашим верным союзником, прикрывающим наш южный фланг.

— Нам, для свободной торговли насущно необходимы Проливы.

— Тонкость в том, что нам нужны не сами Проливы, а всего лишь возможность свободно ими пользоваться.

— Поясните свою мысль.

— Я полагаю, что если гарантировать Турции невмешательство в её внутренние дела, гарантии ненападения и неучастие в коалициях против неё, то мы получим доброго друга и соседа. Если мы, к тому же, постараемся помирить Турцию с Персией, или, по крайней мере, стать посредником в их мирных переговорах, то у нас высвободятся серьёзные вооруженные силы для других направлений. А Проливами в этом случае мы сможем пользоваться безо всяких ограничений.

— Я такие речи слышу довольно часто, вы не первый, Пётр Николаевич, кто мне это говорит.

— Значит, у меня есть единомышленники. Не секрет, кто это?

— Министр внутренних дел Игнатьев и министр иностранных дел Горчаков. Знакомы ли вы с этими господами?

— Близко не знаком. Вы считаете, что мне следует ближе познакомиться с ними?

— Это было бы желательно. И первый шаг должны сделать вы, безо всякого влияния со стороны.

— Я понял вас. Что касается Турции, то меня приглашает в Стамбул для демонстрации самолёта его императорское величество султан.

— Такое приглашение грешно игнорировать. Когда отправитесь?

— Как только подготовят поезд, то есть не далее следующей недели.

И вот я снова в пути, и снова в попутчики мне навязался принц Вильгельм. Он приехал в Петербург по вопросам, связанным с Кёнигсбергским авиазаводом. По приезду он сразу явился ко мне.

— Как я рад вас видеть, мой друг, — говорил он, обнимая меня. — С вами, Пётр, мне интересно, вы дали мне массу увлекательных занятий!

— Дорогой Вильгельм, я тоже рад вас видеть, и счастлив, что наши интересы совладают.

Поговорили о делах, о том, что в Германии, как и в России, да и в остальной Европе воцарился настоящий культ технических видов спорта. Самолёты, мотоциклы, а с недавних пор ещё и автомобили, стали просто культовыми предметами, а их обладатели божествами. Началось даже стихийное формирование клубов: люди вскладчину покупали самолёт или мотоцикл, изучали его устройство, обслуживали и по очереди водили или летали.

— Вильгельм, а почему бы, нам не создать сеть мото- и аэроклубов под собственным патронатом?

— Прекрасная идея! И где же мы создадим первый аэроклуб, в Петербурге или Берлине?

— Вильгельм, а давай сделаем не по-вашему и не по-моему?

— Как это?

— Мы создадим первый в мире аэроклуб в Стамбуле!

— Прекрасная идея!

И вот мы снова в знакомом поезде, движемся в Одессу, где нас ожидает пароход, который довезёт нас до Стамбула. В салоне нашего вагона собрались мы с Вильгельмом и офицеры нашей свиты. Кто-то курил, сидя на угловом диване под вытяжкой, кто-то смаковал вино, двое играли в шахматы, и ещё четверо наблюдали за их игрой. Народ культурно проводил время. Мы с Вильгельмом сидели как бы со всеми, но совершенно отдельно: казалось бы, хлипкая, декоративная решёточка, увитая неизвестной мне зеленью, надёжно глушила все наши разговоры.

— Вильгельм, скажите, а чего вы ждёте от нашего визита в столицу Блистательной Порты?

— Трудно сказать, Пётр. С одной стороны, я принц, но с другой стороны деду наследует мой отец, поэтому турецкие вельможи и политики посмотрят на меня с интересом, но серьёзно в расчёт не примут. Так что мы с вами, дорогой друг, совершаем ознакомительную поездку без серьёзных последствий.

— Хм… В этом отношении, я являю собой нечто ещё менее значимое: я практически не имею никаких прав на престол.

— Зато вы, Пётр, известный изобретатель и преуспевающий промышленник.

— Промышленником являетесь и вы, Вильгельм.

— Я, наконец, понял ваш вопрос, Пётр.

Вильгельм замолчал и потёр ладонью лоб. Любопытный он человек: твёрдый, умный и очень способный. Очень тактичный. К примеру, моё имя он произносит по-русски «Пётр», в то время как все знакомые мне немцы говорят: «Питер». Русское произношение имени он выучил после единственной моей оговорки, когда я сказал, что мне приятнее слышать своё имя по-русски.

— Нас ждут весьма тяжёлые времена, Пётр, — заговорил Вильгельм. — Некоторые специалисты предсказывают обострение экономической борьбы между нами и Великобританией. Скорее всего, эта борьба перерастёт в открытое противостояние, а далее в войну.