Александр Михайловский - Война за проливы. Операция прикрытия

Не прошло и двух дней с момента этой смерти, и в Ресене восстал батальон Ахмед Ниязи-бея, к которому почти сразу стали присоединяться другие турецкие воинские части. Не обошлось тут и без Энвер-бея и его прославленных молодцов. И в то же время треть личного состава Третьей армии осталась верной властям в Константинополе. Начались переговоры повстанцев с «верными», чтобы они тоже повернули штыки за свободу и демократию, а Ахмед Ниязи-бей, заделавшийся у заговорщиков кем-то вроде министра иностранных дел и одновременно министра пропаганды, принялся направо и налево фонтанировать воззваниями, предназначенными как главам иностранных держав, так и немусульманскому населению Османской империи. В то время как за Босфором и Дарданеллами все было пока спокойно, европейская часть Оттоманской Порты стала напоминать побулькивающий на огне горшок с кипящими нечистотами. Но кроме немногочисленного греческого населения Македонии, из иноверцев на эти воззвания демонстрациями поддержки не откликнулся больше никто. Из всех христиан только грекам совершенно не понравилась та мысль, что они неожиданно для себя могут оказаться в Болгарии, как это и должно было случиться по Сан-Стефанскому миру. Поэтому они в своем большинстве поддержали младотурецкую революцию, а часть отрядов македономахов присоединилась к турецкой армии в ее борьбе против сербских и болгарских четников.

В ответ на этот хаос у разделившихся внутри себя турок четники-болгары существенно активизировали свои действия, атаковав мелкие османские гарнизоны и во многих местах разрушив железную дорогу, соединяющую Скопье и Салоники. В результате этого Третья турецкая армия, вне зависимости от политических пристрастий ее командиров, стала напоминать дождевого червя, разрубленного заступом на несколько независимых друг от друга частей. У болгарских партизан из «правого» крыла ВМОРО [31]неожиданно в большом количестве нашлись снайперские винтовки ( и люди, умеющие ими пользоваться ), переносные пулеметы, а также минометы. Три года работы русских инструкторов и поставщиков вооружения не прошли даром. В результате турецкие части, вступившие в бои с неожиданно обнаглевшими четами, стали нести неоправданно большие потери, а гораздо хуже вооруженные и дисциплинированные отряды македономахов и вовсе погибали до последнего человека. И в то же время по четам правого крыла ВМОРО ( а других крыльев у нее на тот момент и не осталось ) был распространен приказ Бориса Сафарова не чинить никаких утеснений мирному населению сербского, греческого, румынского или даже мусульманского происхождения. (Впрочем, точно такой указ издаст и царь Борис Третий, проходящий школу управления у адмирала Ларионова; но это случится уже позже, когда границу Македонии и Фракии перейдут дивизии регулярной болгарской армии, победоносно начавшей свою Македонскую кампанию.)

Случилось это рано утром восемнадцатого июня, когда хаос в Османской империи достиг своего максимума. Но еще раньше на север Албании вторглась черногорская армия и одновременно она же вошла на территорию Новопазарского Санджака, турецкой территории, последние тридцать лет оккупированной Австро-Венгрией. На Боснию и Герцоговину у австрийцев хотя бы имелась филькина грамота в виде решения Берлинского конгресса, а вот Санджак они контролировали, как это говорится, «по нахалке». При этом черногорские войска старались избегать столкновения с австрийскими частями, а те только слали запросы в Вену с вопросом «что делать?». Некоторое время между дипломатами и военными шла борьба мнений, в которой победил эрцгерцог Франц-Фердинанд, прямо объяснивший своему дяде, что из-за этой черногорской провокации явно торчат уши царя Михаила, который только и ждет, чтобы австрийская армия начала войну с кем-то из его союзников. В результате император Франц-Иосиф принял решение войска выводить – и утром все того же восемнадцатого числа на север потянулись длиннющие обозы. Австрийцы потащили с собой все, что можно было увезти гужевым транспортом; впрочем, им в этом никто и не препятствовал.

Что же касается болгарской армии, то ее главной целью было отрезать третью турецкую армию в Македонии от второй, защищающей подступы к Стамбулу, а также занять ключевые пункты, которыми являлись Салоники и Скопье. При этом сербы, целью которых на первом этапе была Косово и Митохия, должны были присоединиться к болгарскому наступлению на сутки позже. Первые же бои показали туркам, что болгарская армия значительно опаснее болгарских же четников. Да, на ее вооружении почти не было специальных горных пушек, но их с успехом заменяли минометы. А если бой шел на относительно ровных участках местности, то в дело тут же вступали поставленные Россией трехдюймовки, шквалом шрапнели выкашивающие ряды турецкой пехоты. Штыковые атаки болгарской армии случались нечасто, но уж если это происходило, то турецкое подразделение истреблялось до последнего человека, пощады не было никому. К тому же нередко в самые горячие минуты боя откуда-то с тыла турецкие позиции атаковали болгарские четники, что в большинстве случаев приводило к беспорядочному отступлению или даже бегству османских солдат.

Если в Македонии наступление болгарской армии развивалось довольно быстро, имея перед собой решительные цели, то во Фракии болгарские части продвигались вперед медленно, осторожно, наощупь обходя фланги Андрианопольской группировки турецкой армии. Константинополь, если его доведется брать болгарской армии, царь Борис оставил себе на сладкое – на тот момент, когда болгарская армия полностью съест и первое, и второе блюда нынешнего банкета. После разгрома третьей турецкой армии и полного освобождения всей территории Македонии болгарское командование рассчитывало сосредоточить в восточной Фракии группировку, по силе многократно превосходящую противостоящие ей турецкие войска. А там, глядишь, и русские братушки подтянутся.

«За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь, – сказал адмирал Ларионов генералу Вазову. – Тем более что Фракия – это такой жирный заяц, который и сам никуда не убежит, и у соседей руки коротки за него схватиться.»

А у «соседей», обожающих таскать куски с чужого стола, дела шли не очень. В Греции война была крайне непопулярна, тем более что значительная часть ее населения поддержала в развертывающейся войне не сербов, черногорцев и болгар, а как раз-таки турок, точнее, младотурок. Греческие власти, конечно же, хотели заполучить в свое распоряжение Смирну и средиземноморское побережье Анатолии – так же, как они хотели взять себе Салоники, Албанию, да и всю Македонию разом, но воевать за это у Греции пороха не хватало. Однако в ближайшее время ситуация должна была измениться. Почувствовав угрозу поражения турецкой армии, к греческой границе потянулись колонны беженцев, спасающихся от победоносно наступающей болгарской армии. Все эти люди неплохо себя чувствовали и при турецкой власти. Торговали, давали взятки, доносили на неблагонадежных соседей и до самого конца надеялись, что после разгрома Турции Македония отойдет именно к Греции – на основании того, что она была неотъемлемой ( хоть и варварской ) частью Древней Эллады. Но высшие силы решили все иначе, отдав эти земли Болгарии, и потому сейчас эти люди бежали прочь с земли своих предков. И при этом никто их не гнал, кроме их же рухнувших надежд и неумеренного гонора. И когда они дойдут до границы, греческим властям придется делать непростой выход. С кем им быть в этот роковой час: с русскими, болгарами, сербами и черногорцами, а может, присоединиться к туркам? или же, подобно страусу, поглубже засунуть голову в песок?