Александр Михайловский - Война за проливы. Операция прикрытия

Но младотуркам было уже не до греков и их надежд. Они отчаянно сражались за собственные рухнувшие надежды, и эта борьба была безнадежна и бессмысленна. Ни одно европейское государство так и не ответило на воззвания Ахмед Ниязи-бея. Во-первых – противоречить императору Михаилу дураков нет, а во-вторых – тот представлял собой даже не турецкое государство, а всего лишь группу офицеров-заговорщиков. Организовывать же марш преданных им войск на Стамбул для того, чтобы взять власть, так сказать, в общегосударственном масштабе, во время войны с Балканским союзом у младотурок возможности не имелось. Пораженная хаосом изнутри и теснимая на всех направлениях извне третья турецкая армия фактически уже потерпела поражение, хотя ее агония могла продолжаться еще долго.

22 июня 1908 года. Российская империя, Привисленские губернии, Келецкая губерния, уездный городок Олькуш. Летний полевой лагерь балтийского корпуса морской пехоты.

Наследный принц Сербии королевич Георгий Карагеоргиевич.

Уже три дня как мы на месте. Этот Олькуш – такая глухая дыра на границе с Австрией, сонная и пыльная по летней поре, – кажется, что, приехав сюда, попадаешь прямо в девятнадцатый век. Пыльные немощеные улицы, местами изрядно обветшавшие дома и обыватели, которые стремятся показать себя важными господами, но на самом деле являются обыкновеннейшими провинциалами. Да и населения в этом Олькуше тысяч пять, не более. О будущем этого городка говорит только новенькая, меньше года назад отстроенная железнодорожная станция с двумя платформами и четырьмя путями; развалины же некогда принадлежавшего польским королям Олькушского замка свидетельствуют о его прошлом. Основным же смыслом существования Олькуша в наши дни считается рудник цинковых руд.

Глубоко вздохнув, господин Бережной сказал, что именно в Олькуше тянул лямку офицера-пограничника один из его любимых литературных героев. И что тут все как в той книге, так что окажется, будто он уже один раз бывал тут лично.

Но главной достопримечательностью Олькуша ( а также, как я понимаю, источником средств к пропитанию некоторых его жителей ) является государственная граница Российской империи с Австро-Венгрией, проходящая километрах в десяти южнее железнодорожной станции. По ту сторону границы, еще в пяти километрах южнее по территории Австро-Венгрии, проходит параллельная железнодорожная ветка, а на ней находится узловая станция и одноименный городок Тшебиня. Всего через Татры и Карпаты вглубь Австро-Венгрии ведут шесть проходимых перевалов, и тот, что расположен за городом Тшебиня, самый западный из них. Но главное заключается в том, что проходящие через него шоссейная и железная дороги ведут напрямую к городу Прессбургу, который господин Бережной упорно называет Братиславой. А оттуда до австрийской столицы – всего пятьдесят пять километров. Как говорят шахматисты, прорыв корпуса генерала Бережного в этом направлении обозначает «шах и мат» зловредному Двуединому Уродцу Европы. Австрийские и венгерские войска [32], разумеется, всеми силами будут препятствовать нашему прорыву, но не думаю, что у них хоть что-нибудь получится. Корпус морской пехоты генерала Бережного – тяжкий млат, а Австро-Венгрия – это даже не стекло, а склеенная из осколков фаянсовая ночная ваза.

Сразу после прибытия генерал Бережной нанес визит в дислоцированный в Олькуше штаб четвертого пограничного отдела [33]и навел там преизрядного шороху. Еще бы – генерал-лейтенант, зять царя и прославленный герой сражений с японцами ( слава которых, по моему мнению, изрядно преувеличена ). Но, как я уже говорил, лежит на господине Бережном какая-то тень, – или, скорее, отсвет славы иного мира, – и его приказания, даже отданные тихим негромким голосом, исполняются тотчас и без всяких оговорок. Вот и в этот раз подполковник пограничной стражи Теплов, едва прочтя поданную генералом Бережным бумагу с полномочиями, чуть не грохнулся в обморок. Да и было ему с чего паниковать. С момента предъявления этой бумаги четвертый пограничный отдел так же переходил в полное и безоговорочное подчинение генерала Бережного, – и неглупому, в общем-то, человеку сразу стало понятно, что привычная, полная рутины, служба заканчивается, а впереди его ждут тяжкие хлопоты угрожаемого периода, а следом – ВОЙНА. По другому поводу пограничную стражу переподчинять армейскому начальству не будут.

Прежде пограничная стража в основном боролась с караванами контрабандистов, стремящихся провезти дорогой товар в обход уплаты российских таможенных пошлин, и полностью игнорировала людей, не имевших при себе ничего ценного. Но в условиях надвигающейся войны это было неправильно, тем более что австрийские начальники на той стороне уже прослышали о прибытии в летние лагеря корпуса морской пехоты, так что требовалось резко урезать их доступ к информации. А в том, что вместе с контрабандистами с той стороны пойдут шпионы, не было сомнений ни у меня, ни у генерала Бережного. Человеком, которому вменялось решить этот вопрос, оказался генерал-майор Гордеев, командир отдельной егерской бригады, на время боевых действий подчиненной корпусу Бережного. Насколько я понял при первом же взгляде на этого человека – как он двигается, смотрит и говорит, – он одной крови с генералом Бережным и подполковником Бесоевым. Его егеря во взаимодействии с русскими пограничниками должны были перекрыть границу на замок, а по получении команды «Шторм» сделаться передовым отрядом корпуса, выискивающим для него наиболее выгодное направление прорыва.

Егеря – это такие люди, которые, одетые в специальные маскировочные костюмы, в лесу или в горах умеют вести себя так, будто их там нет. Заметить егеря, когда он не хочет показываться на глаза, можно только непосредственно наступив на него ногой или задев рукой. Эти воины-невидимки и стали той сетью, в которой запутывалась вся пересекающая границу рыба, от мелких плотвичек до огромных сомов. Это я говорю потому, что прежде разную мелочь вроде типа крестьян, потерявших лошадь, корову, козу или собаку, взашей гнали обратно, лишь изменяя после этого расположение постов и секретов; теперь же их свозили в специально приготовленное место, где с ними принимались работать сотрудники ГУГБ. Отпускать кого-либо обратно в Двуединую монархию строжайшим образом запрещалось.

Кроме того, на основании оперативной разработки местных пограничников и Олькушского уездного управления ГУГБ подверглись аресту все местные жители, подозреваемые в содействии контрабандистам и австрийским шпионам. Причем арестовывали их вместе с семьями, а достаточно зажиточных – вместе с работниками. Если подтвердится виновность главного фигуранта, то он получит десять лет каторги без права переписки, а его родные – высылку на вечное поселение в такие отдаленные места, куда еще не ступала нога честного серба. А если в семье есть малолетние несмышленые дети, то их изымут и передадут в специальное заведение, которое вырастит из них верных янычар царя Михаила… И стон пошел по всем окрестным местам, но в ГУГБ офицеры сделаны из железа, да и егерей невозможно разжалобить песней об «оставшихся дома голодных детишках».