Евгений Токтаев - Скованный Прометей

Переговоры вышли недолгими. Вождь варваров всё время улыбался, на все вопросы отвечал уклончиво, и македоняне от него в том не отставали. Сама любезность. Предложили выпить, отобедать. Ничего толком не рассказали. Нет, городу они не угрожают. До Лампсака им нет дела. Чего тут стоят? Ждут афинский флот. Не искать же его по всей Пропонтиде. Зачем ждут? Ну как зачем, воевать. Войну Афины Филиппу объявили, неужто почтенный Мемнон не слышал? Кто все эти люди? Союзники. Откуда? Это не важно. Сколько у Фокиона кораблей знают. Да, в здравом уме.

Поговорили, в общем.

— Ну что там? — пристал к Мемнону Ликомед по возвращении.

— Там Демарат-коринфянин и Амфотер. А с ними какие-то варвары.

— Демарат? — удивился Ликомед. — Я видел его два месяца назад на Тенаре. Он появился там перед моим отъездом.

— Ты удивлён, что он здесь с македонянами? — спросил Мемнон, — я — нет. Всем известно, что Демарат — друг Филиппа.

Он вкратце пересказал соотечественнику то, что удалось узнать.

— Они собрались драться с Фокионом? — удивился Ликомед. — Тронулись умом?

— Да, я задал им тот же вопрос, — хмыкнул Мемнон.

— И… что? Что ты намерен делать?

— Ничего, — пожал плечами Мемнон, — это война не наша. И, сдаётся мне, друг мой, нас ждёт любопытное и, весьма вероятно, поучительное зрелище.

Ещё шесть дней спустя

— Они выходят, — негромко проговорил Фокион.

— Я ничего не вижу, — ответил Кефисофонт.

Он приложил ладонь к глазам козырьком, хотя солнце не мешало, вставало за спиной. Прищурился и различил движение. До противоположного берега двадцать пять стадий, и если паруса на таком расстоянии в ясный день хорошо различимы, то низкие силуэты триер без мачт уже не очень.

Триер? Мемнон говорил, что эти корабли не похожи на триеры. Это удивляло. Даже у "пурпурных" боевые корабли подобны эллинским. Хотя справедливее говорить наоборот.

Фокион глаза не напрягал. В его возрасте зрение острее вдаль. Вот читать он уже не может, вынужден просить помощи у молодых.

— Какая глупая самоуверенность, — насмешливым тоном заявил молодой человек, что стоял по правую руку от пожилого стратега.

То был Ктесипп, сын Хабрия. Фокион, в память о погибшем друге, принимал деятельное участие в судьбе его сына, брал с собой в походы, желая вырастить юношу достойным наследником отца. Однако яблоко умудрилось довольно далеко откатиться от яблони — Ктесипп отличался легкомысленным нравом и склонностью к самолюбованию. Считал себя большим знатоком военного искусства.

Фокион чуть повернул голову и искоса взглянул на юношу неодобрительным взглядом, однако ничего не возразил.

Услышав сбивчивый рассказ Аполлодора о том, что странный полуварварский флот перекрыл пролив у Лампсака, Фокион не сразу решил изменить свои планы. Ксенаг уверял, что насчитал кораблей двадцать, не больше. Стоило ли о них беспокоиться? Поначалу он решил остаться у Гераклеи. Филипп, скорее всего шёл на Херсонес с легковооружённой частью войска. Последние годы царь часто так делал, перемещался столь стремительно, что даже его собственная фаланга, выученная ходить в походы без обоза, и то за ним не поспевала. На эту манеру, кстати, обратил внимание и Демосфен и громко сетовал, что граждане афинские только и делают, что бегают за Филиппом, всегда отставая на шаг, а тот идёт, куда хочет и вертит всех на приапе даже без основного войска.

Гоплитов на триерах Фокиона было менее полутора тысяч, но с наёмниками Аполлодора, которые частью прибыли на харесовых транспортниках-гоплитогогах, а частью шли берегом, это воинство уже можно было назвать внушительным. Однако из-за поведения Хареса, который всем своим видом изображал оскорблённое достоинство, в кулак его собрать не удалось. Гоплитогоги отстали, часть наёмников изначально оказалась позади Филиппа, а Харес и вовсе болтался неизвестно где.

Впрочем, он явился к Гераклее на следующий день после возвращения к Фокиону Аполлодора и сообщил, что от Византия Одноглазый действительно ушёл, но под Перинфом осадный лагерь никуда не делся и даже не уменьшился. Разве что Деметрий с македонским недофлотом куда-то исчез.

Фокион выслал "бегунов" навстречу македонянам и ждал ещё день. Они никого не встретили. Стало понятно, что Одноглазый всех провёл с тем перехваченным приказом. Он действительно оказался подставным, придуманным для того, чтобы заставить Фокиона поспешить на перехват македонян на севере Херсонеса Фракийского. А Деметрий тем временем ускользнул из Пропонтиды. Филипп убрал из-под удара свой слабый флот, который свою роль уже отыграл и теперь был лишь помехой, лёгкой добычей для афинян.

— Ну лиса! — восхитился Харес. У него улучшилось настроение, поскольку обвели вокруг пальца не его, а "вашего любимого Фокиона".

А вот первому наварху стало не до смеха. Он понял, что Деметрий не сбежит, а присоединится к этому новому македонскому флоту, который встал в Эгоспотамах.

Противник усилился, это плохо, но известно, где он — это хорошо. Враг явно не собирается бежать — ещё лучше.

Афинский флот выступил обратно к Лампсаку. Корабли шли вдоль западного берега Пропонтиды, а у северного входа в Геллеспонт перешли к азиатскому берегу. Фокион хотел избежать встречи с македонянами в походном строю.

Однако те не препятствовали Фокиону даже во время его высадки в Лампсаке. Солнце уже садилось, и никто на ночь глядя драку начинать не стал.

Фокиона это удивило. Он прошёл в опасной близости от лагеря противника и убедился, что у того действительно около двадцати кораблей. Причём, их не вытащили на берег.

Деметрий, стало быть, или не появился, или не задержался здесь. Хотя, если последнее верно — странно вдвойне.

Итак, враг значительно уступает в силах, но не воспользовался возможностью атаковать афинян в походном строю, когда гребцы работали весь день и устали. Фокион старался сберечь их силы, но ветер дул противный, паруса поставить не удалось.

Так что это? Благородство? Или Ктесипп прав и поведение македонян — глупая самоуверенность. Эту мысль Фокион сразу отмёл. Он никогда не позволял себе недооценивать противника.

К стратегам подошёл Мемнон.

— Смотрю, они изготовились к бою, — заметил родосец, — и верно, безумцы. Или где-то прячут утяжелённую свинцом кость, что всегда выпадает "афродитой".

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Кефисофонт.

— Ну-у, — протянул Мемнон, — мне нравится мысль, что Демарат с Амфотером не сошли с ума и не собираются драться с вами на море.

— Зачем же они тогда вышли? — удивился Ктесипп.

— Хотят сыграть с вами в старую игру на новый лад. Рассчитывают, что на сей раз роль Лисандра исполнит Фокион.

Историю позора при Эгоспотамах, случившегося на этом самом месте более шестидесяти лет назад, никому из присутствующих пересказывать не требовалось. Все знали, как афиняне под началом шести стратегов четыре дня подряд выходили на бой, а противостоявший им спартанский флот не принимал вызов. В результате стратеги потеряли бдительность, и спартанец Лисандр атаковал их, когда афиняне вернулись на берег, сняли доспехи и принялись варить обед.